П.А. Орлов
Вопрос о принадлежности творчества К.Н. Батюшкова к одному из литературных направлений начала XIX в. давно стал дискуссионным. На это, в частности, указывает Н.В. Фридман: «Творчество Батюшкова изучено недостаточно. Не решен, в сущности, даже вопрос, к какому литературному направлению следует отнести этого замечательного поэта». Н.В. Фридман приводит шесть определений творческой позиции Батюшкова, предложенных только в последние три десятилетия: неоклассик, предромантик, романтик, реалист, представитель легкой поэзии, карамзинист. Наиболее устойчивым оказалось мнение о Батюшкове как о романтике.
Первым высказал эту мысль Г.А. Гуковский в монографии «Пушкин и русские романтики» (1-е издание - 1946 г.; 2-е - 1965 г.). По его мнению, мировоззрение Батюшкова глубоко трагично. Как слабое утешение воздвигается поэтом «легкое здание мечты о нормальном, здоровом человеке». А.Н. Соколов поддержал мысль Г.А. Гуковского о романтическом двоемирии поэзии Батюшкова, но эти миры выглядят в его представлении несколько иначе: здесь взаимосвязаны не трагическое мировосприятие и эпикурейская мечта, а реакционная социальная действительность и противостоящий ей романтический идеал поэта.
Авторы многочисленных работ о Батюшкове стремятся дать однозначное определение творчества писателя, относя его к романтизму или реализму, классицизму или сентиментализму. Между тем живой литературный процесс оказывается неизмеримо сложнее, поскольку развитие литературы происходит не только от одного направления к другому, но и в творчестве каждого отдельно взятого писателя. Иногда углубляется и совершенствуется один и тот же метод, в других случаях писатель от одного творческого метода переходит к другому, как, например, Пушкин, Гоголь и другие писатели. Имеют место и такие случаи, когда одно произведение несет на себе печать двух художественных методов, слившихся в нерасторжимом единстве.
В русской литературе первых десятилетий XIX в. также были свои промежуточные феномены, вызванные особенностями исторического развития русского общества. В отличие от ряда европейских стран (Англия, Франция), уже переживших буржуазные революции, Россия еще только стояла накануне демократических преобразований. В силу этого просветительские идеи и просветительское искусство с их антифеодальным, антиабсолютистским пафосом не утратили здесь своего значения и успешно развивались рядом, а подчас и в тесном единстве с новыми литературными явлениями - с романтизмом и даже критическим реализмом. «Русский романтизм,- пишет А.Б. Ботникова,- был явлением кратковременным и довольно редко выступал в «чистом» виде... Картина литературного развития России предстает в неизмеримо более сложном виде, чем на Западе».
Легкую поэзию нельзя считать одним из течений романтизма хотя бы потому, что она возникла гораздо раньше этого направления. Впервые она появилась во Франции в первой половине XVIII в. и была представлена здесь творчеством Шолье, Лафара, Гамильтона, Жана-Батиста Руссо. Следующий этап ее развития относится к середине XVIII в. - лирика Дора, Колардо, Бернара, Леонара, Берни, Бертена, Буфле. В этот период она отражает бездумно-эротическое, легкомысленное мироощущение французской аристократии в канун французской революции.
В дальнейшем легкая поэзия становится одним из явлений просветительской литературы. Писатели-просветители обращались в своем творчестве к самым разнообразным жанрам предшествующей литературы. Они использовали в своих целях авантюрный, семейный и гривуазный романы, сказку, классическую трагедию, оду, героическую и бурлескную поэму, но во все эти жанры вносили новое воинствующее, антифеодальное содержание.
«Как ни противоречиво с первого взгляда, - писал С.С. Мокульский, - объединение великого просветителя Вольтера с аристократической поэзией рококо, однако исторически такое объединение имело место... Но в его сознании...этот гедонизм терял свой бездумный, упадочный характер и становился символом независимости, орудием идеологического самоопределения». В конце XVIII - начале XIX в. самым ярким представителем легкой поэзии во Франции был Эварист Парни, в творчестве которого особенно усилились антиклерикальные и атеистические мотивы.
В России легкая поэзия появилась во второй трети XVIII в. в лирике поэтов-классицистов: Кантемира, Тредиаковского, Ломоносова и Сумарокова. Она была представлена в то время переводами стихотворений Анакреона И его греческих подражателей. В последние десятилетия XVIII в. в России наблюдается распространение просветительских идей. Легкая поэзия с ее культом чувственных наслаждений оказалась созвучной гедонистической этике просветителей и вместе с тем (благодатной формой для выражения их оппозиционных настроений к представителям светской власти и духовенства. Предшественниками Батюшкова в легкой поэзии были М.Н. Муравьев и Г.Р. Державин.
Легкая поэзия на просветительском этапе ее развития обладает рядом устойчивых, типологических черт. К ним относятся прежде всего двуплановость, двоемирие, которое следует отличать от романтического двоемирия, поскольку оно создается в легкой поэзии на основе чисто просветительских представлений.
Герои легкой поэзии четко делятся на два резко противопоставленных друг другу лагеря. Принадлежность к каждому из них определяется степенью разумности и «просвещенности» его представителей. Одни из них «правильно» понимают природу человека, цель и смысл его бытия. Поэтому в легкой поэзии их называют то «философами» («философы-ленивцы» - у Батюшкова), то «мудрецами» («Тебсский мудрец» - у Пушкина). Они любят наслаждения и отрицают аскетизм. В иерархии удовольствий на первом месте у них стоит чувственная любовь, за ней следует дружба, деревенское уединение, вино, занятия поэзией и праздность («лень» на языке поэтов этого круга).
Противоположный лагерь представлен героями, которые ошибочно, неправильно судят о смысле и назначении человеческого существования. Сюда входят цари, придворные, богачи, всякого рода службисты и карьеристы, церковники, в первую очередь монахи. Их жизнь находится в вопиющем противоречии с законами природы: они живут в душных и тесных городах, они обременены утомительными и скучными служебными обязанностями, их помыслы подчинены борьбе за власть и богатство. У них нет друзей, им незнакома бескорыстная, взаимная любовь. Ими владеют зависть, тщеславие. Что касается духовенства, то оно осуждается прежде всего за проповедь аскетизма, противоречащего самой натуре человека.
Просветительский характер легкой поэзии конца XVIII - начала XIX в. проявляется также в проповеди «умеренности». Этого понятия мы не найдем в романтической литературе, герои которой не терпят над собой никакого контроля, никакого ограничения своих желаний. Совсем иной взгляд был у просветителей. Признавая и оправдывая стремление человека к удовольствиям, они в то же время указывали на необходимость разумного ограничения своих желаний. «Удовольствие, - писал Поль Гольбах, - является благом лишь постольку, поскольку оно служит сохранению здоровья и поддержанию хорошего состояния человека, но удовольствие становится злом.., когда последствия наслаждения наносят вред счастью и благополучию наслаждающегося».
С проповедью «умеренности» связано в легкой поэзии прославление скромной, непритязательной жизни, дающей истинные и вместе с тем безвредные наслаждения. Палатам и дворцам здесь противопоставлена скромная «хижина», роскоши - бесхитростные дары природы.
Любовная страсть, воспеваемая в легкой поэзии, существенно отличается от любовного чувства в изображении романтиков. Романтическая любовь всегда идеальна, возвышенна. Она носит или героический, или трагический, или даже мистический характер, но достойными ее могут быть лишь избранники, наделенные исключительными незаурядными характерами. В легкой поэзии любовь понимается как здоровое, естественное, чувственное влечение.
Несмотря на свой, казалось бы, безобидный и отнюдь не воинственный характер, легкая поэзия, подобно другим явлениям просветительской литературы, делала свое разрушительное дело. Она развенчивала кумиры феодально-абсолютистского мира и тем самым лишала его ореола, которым он был окружен в течение многих веков.
Изучение легкой поэзии конца XVIII - начала XIX в. позволяет по-новому осмыслить своеобразие творчества Батюшкова. Его легкая поэзия примыкает не к одному из течений раннего русского романтизма, как это утверждал Г.А. Гуковский и его многочисленные последователи, а всецело принадлежит к просветительскому этапу русской литературы. Разумеется, Батюшков неизмеримо талантливее своих предшественников в легкой поэзии, но восприятие действительности и творческий метод у них один и тот же.
О связи Батюшкова с Просвещением писали Д.Д. Благой, Б.С. Мейлах и ряд других исследователей. Но этот факт приводился как одна из черт мировоззрения писателя, как свидетельство принадлежности его к передовой части общества и не ставился в связь с особенностями творческого метода. А между тем первый период литературной деятельности Батюшкова связан с просветительством именно благодаря легкой поэзии, которую он и молодой Пушкин довели до наивысшего расцвета и совершенства.
Произведения Батюшкова отличаются в это время тем двоемирием, о котором речь шла выше и которое характеризует легкую поэзию на просветительском этапе ее развития
Столь же равнодушно относится поэт и к военной славе («Ответ Гнедичу») :
Пускай, кто честолюбьем болен,
Бросает с Марсом огнь и гром,
Но я - безвестностью доволен
В Сабинском домике моем.
В послании «К Петину» снова тот же контраст: миру «вельмож и царей», в котором каждого ждут «рабство и цепи», противопоставлена «безвестная доля» поэта, украшенная любовью и вином.
Важное место в лирике Батюшкова занимает прославление «умеренности». Зто выражается прежде всего в описании скромной обстановки жилища поэта, в постоянном подчеркивании простоты и непритязательности вкусов. Свой дом («Мои пенаты») поэт именует то «хижиной убогой», то «смиренной хатой», то «простым» «шалашом». Скромна обстановка «хижины»: «стол ветхой и треногой», «жесткая постель» - «всё утвари простые,// Всё рухлая скудель!». Это описание характеризует не вкусы стоика, не привычки аскета. Оно отражает взгляды на жизнь философа-эпикурейца, умеющего отделить подлинные ценности от ценностей ложных. На фоне убогого жилища поэта, далекого от «дворцов», «фортуны» и служебного «счастья», рельефнее выглядят подлинные радости бытия: любовь, дружба и поэзия.
Любовь, воспеваемая Батюшковым, отличается чувственностью, эротичностью, что присуще легкой поэзии (стихотворения «Ложный страх», «Веселый час», «Привидение», «Мои пенаты», «Вакханка»). Она не знает ни верности, ни ревности и вполне довольствуется минутными наслаждениями, полученными на ложе «сладострастья». Земной, просветительский характер этой любви сурово осудил Жуковский в послании «К Батюшкову» и решительно поддержал молодой Пушкин.
Друзьями поэта могут быть только его единомышленники, такие же, как и он, «философы-ленивцы, враги придворных уз», спокойно променявшие превратности государственной службы на праздность домашней жизни.
Материалистическое мировосприятие, идущее от идей Просвещения, выразилось в легкой поэзии Батюшкова и в отрицании загробной жизни. Эта мысль настойчиво повторяется в первый период его литературной деятельности: «Умру, и все умрет со мной!» («Веселый час»), «Умру, друзья, и все со мной» («Совет друзьям»), «Час блаженнейший! Но ах!//Мертвые не воскресают» («Привидение»), Мысль о смерти не только не омрачает в легкой поэзии Батюшкова радость жизни, но, напротив, заставляет вдвойне дорожить ею. Поэтому трудно согласиться с мнением Г.А. Гуковского, утверждавшего, что «индивидуальная душа, смертная, мимолетная, трагически обреченная, для Батюшкова пуста и бессмысленна». Эта проблема раскрывается в поэзии Батюшкова гораздо оптимистичнее. Просветители-материалисты считали, что неверие в загробную жизнь не снижает, а, напротив, повышает ценность, значимость земного существования. Интересна в этом плане интерпретация П.И. Шаликовым, в духе просветительских идей конца XVIII в., философии Эпикура. «Эпикур,- писал он,- особенно старался рассеять ужас смерти... Ежели вы счастливы, ежели вы прожили во всяком довольстве, то... чего вы ожидаете? Оставьте жизнь так, как оставляют пир». Эту мысль почти дословно повторил Батюшков в стихотворении «Ответ Гнедичу»:
Как гость, весельем пресыщенный,
Роскошный покидает пир,
Так я, любовью упоенный,
Покину равнодушно мир.
Отношение Батюшкова к проблеме смерти столь же мужественно и оптимистично, как у просветителей. Тема смерти и тема наслаждений часто оказываются рядом в его произведениях («Ответ Гнедичу», «Привидение», «Мои пенаты»). Победителем из поединка всегда выходит наслаждение, вследствие чего жизнь не обесценивается, а приобретает еще большую значимость («Мои пенаты»):
Пока бежит за нами
Бог времени седой
И губит луг с цветами
Безжалостной косой,
Мой друг! скорей за счастьем
В путь жизни полетим;
Упьемся сладострастьем
И смерть опередим...
«Самый ход исторического процесса наглядно продемонстрировал поэту всю несостоятельность его попытки отвлечься от....мучительных противоречий действительности», - пишет Н.В. Фридман. Эта правильная в своей основе мысль требует некоторых уточнений. Дело в том, что отказ от легкой поэзии означал в то же время отход Батюшкова не только от эпикуреизма, но и от просветительства.
Разрушители Москвы и философы-гедонисты оказались соотечественниками. Этого было достаточно для того, чтобы Батюшков объявил войну и тем и другим.
Безусловно, между Просвещением, французской революцией, царствованием Наполеона и его походом на Россию существовала своя историческая причинная зависимость, иначе история превратилась бы в калейдоскоп случайностей. Но причинная зависимость между явлениями не означает их тождества. Поэтому захват Наполеоном императорской власти и войны, последовавшие за этим, хотя и были обусловлены всем ходом предшествующих событий, но вместе с тем были явной изменой основным принципам просветительской философии.
Тогда в волненья бурь народных
Предвидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел, -
писал Пушкин в 1821 г., подводя итог кратковременной и бурной деятельности Наполеона. Батюшков не постиг сложной диалектики истории, великолепно раскрытой Пушкиным в оде «Наполеон». Он выстроил в один ряд просветительство, революцию, войны Наполеона, пожар Москвы и увидел в них совершенно однородные по своей внутренней природе и по своим результатам явления: «Ужасные поступки вандалов или французов в Москве и в ее окрестностях... вовсе расстроили мою маленькую философию и поссорили меня с человечеством... Варвары, вандалы! И этот народ извергов осмелился говорить о свободе, о философии, о человеколюбии! И мы до того были ослеплены, что подражали им как обезьяны! Хорошо и они нам заплатили! Все их книги достойны костра, ...их головы - гильотины».
Охватывая мысленным взором идейные и политические явления конца XVIII - начала XIX в., Батюшков устанавливает между ними слишком прямолинейную причинную связь: «Сердце не лежит у меня к этой стране, - пишет он Гнедичу, - революция, всемирная война, пожар Москвы и опустошения России меня навсегда поссорили с отчизной Генриха IV, великого Расина и Монтаня».
Источник, начало всех бедствий Батюшков склонен теперь видеть в проповеди гедонизма, который лежал в основе и просветительской философии и легкой поэзии. Особенно полно он изложил свои новые взгляды в статье «Нечто о морали, основанной на философии и религии», написанной в 1815 г. В явном противоречии со своими недавними убеждениями и жизнерадостной легкой поэзией Батюшков яростно обрушивается теперь на гедонизм. «...Толпа философов-эпикурейцев от Монтаня до самых бурных дней революции повторяла человеку: «Наслаждайся! Вся природа твоя, она предлагает тебе все сладости свои... все, кроме надежды на будущее, все - твое, минутное, но верное!». Но подобного рода проповедь, утверждает Батюшков, не достигает цели и не дает человеку прочного счастья. Наслаждение завершается, по мысли поэта, каждый раз пресыщением и оставляет после себя скуку и неудовлетворенность. «Так, - пишет Батюшков, - создано сердце человеческое: ...в самом высочайшем блаженстве, ...оно обретает горечь». Следствием неудовлетворенности, с одной стороны, и безбожия - с другой, оказались, по мнению поэта, трагические события, происшедшие на грани двух веков: «...Мы взирали с ужасом на плоды нечестивого вольнодумства, на вольность, водрузившую свое знамя посреди окровавленных трупов, ... на успехи нечестивых легионов, на Москву, дымящуюся в развалинах своих». Недавний атеист и эпикуреец отстаивает теперь и загробную жизнь, и бессмертную душу, и этику, основанную на христианских догматах. «Неверие само себя разрушает, - заявляет он. - Одна вера создает мораль незыблемую».
«Маленькая философия» Батюшкова действительно не выдержала столкновения с большими историческими событиями. Причина этого в том, что само просветительство поэт воспринял слишком узко, ограничив его исключительно гедонистическим мироощущением. Политические же идеи Просвещения - ненависть к абсолютизму, крепостному праву, отрицание сословного неравенства и т. п. - не отразились в мировоззрении поэта. Вследствие этого крах гедонистического мировосприятия привел Батюшкова в 1812 г. к отрицанию всей просветительской идеологии в целом.
Вспомним, что Пушкин и будущие декабристы также были свидетелями вторжения наполеоновской армии в пределы России, а позже и пожара Москвы. Однако эти драматические события были восприняты ими не как следствие идей просвещения, а как грубое и бесцеремонное их нарушение. Пушкин, прославляя в оде «Вольность» одну из заветных идей философов XVIII в. - равенство всех перед законом, - одновременно клеймит позором не только Людовика XVI и Павла I, но и Наполеона. Более того, в лирике 1818-1819 гг. Пушкину удалось объединить и гедонистические и политические принципы просветительства (послания «В. Энгельгардту», «Всеволожскому», «Мансурову»), Батюшкову столь широкий подход к просветительской идеологии оказался не под силу. Следствием этого был идейный кризис, завершившийся уступками религиозным настроениям, что и приблизило его поэзию к охранительному лагерю.
Если раньше легкая поэзия Батюшкова противостояла романтизму Жуковского, то теперь их творческие позиции становятся чрезвычайно близкими, поскольку в основе мировоззрения обоих поэтов лежит одна и та же мысль о непрочности земных ценностей и вечности загробного блаженства.
Эти новые настроения особенно четко отразились в стихотворениях «Надежда», «К другу» (оба написаны в 1815 г.) и в обширной элегии «Умирающий Тасс».
В первом из указанных произведений наблюдается даже словесное совпадение со стихами Жуковского:
Жуковский. «Певец во стане русских воинов» ...
Доверенность к Творцу!
Что б ни было - Незримой
Ведет нас к лучшему концу
Стезей непостижимой.
Батюшков. «Надежда»
Мой дух! доверенность к творцу!
Мужайся; будь в терпеньи камень.
Не он ли к лучшему концу
Меня провел сквозь бранный пламень (195).
В поэтическом словаре Батюшкова появляются те же, что и у Жуковского, символические слова «здесь» и «там», обозначающие у обоих авторов земное и загробное существование: «Так всё здесь суетно в обители сует!» («К другу»), «Там, там... о счастие! ... средь непорочных жен,// Средь ангелов...» («Умирающий Тасс»).
Новые настроения особенно полно и ярко выразились в элегии «Умирающий Тасс». Трагическая судьба великого итальянского поэта - нищета, несправедливые гонения, заключение в тюрьме, в сумасшедшем доме - становится в произведении Батюшкова своего рода символом несовершенства земной юдоли, а смерть Тасса в день его запоздалого триумфа - еще более ярким примером «коварства» завистливой фортуны (см. примечания автора к стихотворению «Умирающий Тасс».)
Земное гибнет всё... и слава и венец...
Искусств и муз творенья величавы,
Но там всё вечное, как вечен сам творец,
Податель нам венца небренной славы!
Анализ творчества Батюшкова убеждает в том, что вопрос о принадлежности писателей к тому или иному литературному направлению не всегда подразумевает однозначное решение. В ряде случаев писатель может перейти от одного направления к другому. Ярким примером такой эволюции может послужить творческий путь Батюшкова. Он начал с легкой поэзии, которая была в то время одним из явлений просветительской литературы, и только после сложного мировоззренческого кризиса перешел к романтизмуу
Впрочем, такая последовательность характерна не только для Батюшкова. Легкой поэзии отдали дань многие поэты первой четверти XIX в.: Вяземский, Дельвиг, Языков, Баратынский, Рылеев и Пушкин. Интерес к легкой поэзии свидетельствовал об их принадлежности к лагерю вольнодумцев, но просветительского толка. Следующим этапам их творчества был романтизм.
Л-ра: Филологические науки. – 1983. - № 6. – С. 10-16.Ключевые слова: Константин Батюшков,критика на творчество Батюшкова,творчество Батюшкова,скачать критику,скачать бесплатно,Батюшков и античность,русская литература 19 века,скачать реферат,поэзия Батюшкова
К. Н. Батюшков (1787 - 1855)
«Поэт радости» по завещанию Пушкина
Будущий основатель анакреонтического направления в отечественной лирике родился в родовитой дворянской семье в 1787 г. в Вологде. Детство же он провел вблизи Бежецка в поместье Даниловское Тверской губернии. Потомок старинного рода в раннем возрасте лишился матери, сошедшей с ума и умершей в 1795 году, когда мальчику только исполнилось 8. Получив блестящее домашнее воспитание, а после обучавшись в частных иностранных пансионах Петербурга, он свободно овладел французским. В оригинале читает Вольтера, циничный ум которого надолго стал для Батюшкова самым увлекательным отображением Века Просвещения.
Поэт владел многими иностранными языками и получил славу полиглота. С 1802 года живет под одной крышей с дядей М. Муравьевым, знаменитым просветителем и писателем, сыгравшим решающую роль в становлении личности поэта. Дебют в печати состоялся сатирическими стихами под названием «Послание к стихам моим».
Автопортрет Батюшкова: «то здоров, то при смерти болен»
Жанр сатиры поэту удавался как нельзя хорошо – из-под его пера вышли многочисленные обличительные эпиграммы, «Послание Хлое», «К Филисе». Внимательно и с интересом изучая литературу и философию французского Просвещения, итальянского Возрождения и античную поэзию, он стал автором «Вакханки», «Веселого часа» и послания Вяземскому и Жуковскому «Мои Пенаты».
Впоследствии, оказавшись с русской армией в Европе, когда явным стал разгром Наполеона, Батюшков создает очерк «Путешествие в замок Сирей». По преданию, владелица замка маркиза Эмилия дю Шатле гостеприимно приняла здесь Вольтера, где фернейский мудрец и провел годы изгнания. Однако Батюшкову крайне непонятна жажда почестей и славы Вольтера и 27-летний поэт отрешился от жадного любопытства и тщеславия французского Просвещения.
Однако, подводя черту сознательной жизни, Батюшков напишет:
Рабом родился человек,
Рабом в могилу ляжет.
Поэт пушкинской поры
Последние 30 лет жизни автор «Моих Пенатов» провел в безумии, сокрушаемый то манией преследования, то манией величия, и только перед смертью, обосновавшись в тихой Вологде, Батюшков немного успокоился и читал с любопытством газеты о Крымской войне. С течением лет круг чтения поэта значительно расширялся: сердцевед Руссо, пытливый Монтень, певец печалей любви Парни, которого охотно переводил Батюшков на великий и могучий язык, немного смягчая озорную эротику француза.
Опираясь на одно из творений Парни, Батюшков в 1815 г. написал «Вакханку», особенно восхитившую Пушкина, считавшего произведение Батюшкова «лучше и живее подлинника». Французская культура, сильным толчком к погружению с головой в которую стал небезызвестный пансион Жакино, стала колыбелью Батюшкова, однако впоследствии он резко изменил к ней отношение, предпочитая итальянское Возрождение и античность.
Так, к 1801 году Батюшков уже перешел в пансион Триполи для углубленного изучения мелодичного языка, изящность которого побуждает Батюшкова искать лирическую мягкость в русской поэзии. Батюшков старается обрести звонкость и чистоту, солнечную ясность, взволнованную страстность после суровых од Ломоносова, простодушного стиля Державина и нежных стихов Жуковского.
Для Батюшкова это оказалось сложной задачей, от чего он даже приходил в отчаяние, называя себя смешным по совести в попытке воспеть хвалу на балалайке, услышав виртуоза на арфе. Батюшков называл русский язык балалайкой, считая его жестким. Недостатка у Батюшкова в дружеском внимании не было: он имел теплые отношения с Олениным, Тургеневым, Жуковским, Вяземским. Однако оказывать влияние на ход его жизни никто из них не мог. При всей своей любезной обходительности и скромности Батюшков был настолько оригинален, что подлинное содержание жизни его было загадкой для всех.
Поэт с «лицом добрым, как сердце»
В 1814 году им была написана элегия «Тень друга», которая родилась по возвращении Батюшкова из Англии. Перед читателями предстают горестные жалобы тонкого сентименталиста, в котором до сих пор жива память сердца. Мы видим и полеты романтика, отрицающего границы жизни и смерти. По завещанию критиков, Батюшкова невозможно уложить ни в одну из известных литературных традиций. Его элегии содержат и нежную чувствительность, и шекспировскую силу страсти, и мрачную горечь. Однако при этом все крепится на глубокой верности чувству, характерному для итальянской поэзии и русского сознания.
Н.В. Фридман написал «Поэзию Батюшкова», в которой подробно исследовал художественный метод и стиль автора, дал ему высочайшую оценку и поставил в один ряд с величайшими поэтами века. Был он дружен и с Пушкиным, однако боялся его ветрености, жизнелюбия, но более всего его безоглядной щедрости в постоянной растрате себя.
Батюшков пережил духовный кризис, вылившийся в произведения «К другу», «Надежда», а в жанре элегии отмечаются мотивы неразделенной любви («Мой гений», «Разлука»), а в стихотворениях «Изречение Мельхиседека» и «Умирающий Тасс» высокий трагизм. Оставаясь в мечтах «поэтом радости», Батюшков сознался в послании «К друзьям»:
Жил так точно, как писал…
Ни хорошо, ни худо!
К.Н. Батюшков относится к числу наиболее талантливых поэтов первой четверти XIX в., в творчестве которых весьма успешно начал оформляться романтизм, хотя этот процесс и не был завершен.
Первый период творчества (1802--1812) - это время создания "легкой поэзии". Батюшков был и ее теоретиком. "Легкая поэзия" оказалась звеном, связавшим средние жанры классицизма с предромантизмом. Статья "Речь о влиянии легкой поэзии на язык" была написана в 1816 г., но автор обобщал в ней опыт творчества разных поэтов, в том числе свой собственный. "Легкую поэзию" он отделил от "важных родов" - эпопеи, трагедии, торжественной оды и подобных ей жанров классицизма. Поэт включил в "легкую поэзию" "малые роды" поэзии и назвал их "эротическими". Необходимость лирики интимной, передающей в изящной форме ("вежливо", "благородно" и "красиво") личные переживания человека, он связывал с общественными потребностями просвещенного века. Теоретические предпосылки, раскрывающиеся в статье о "легкой поэзии", значительно обогащались художественной практикой поэта.
Его "легкая поэзия" "общежительна" (поэт употреблял это характерное для него слово). Творчество для него - вдохновенное литературное общение с близкими людьми. Отсюда главные жанры для него - послание и близкое ему посвящение; адресатами оказываются Н.И. Гнедич, В.А. Жуковский, П.А. Вяземский, А.И. Тургенев (брат декабриста), И.М. Муравьев-Апостол, В.Л. Пушкин, С.С. Уваров, П.И. Шаликов, просто друзья, нередко стихи посвящены женщинам с условными именами - Фелиса, Мальвина, Лиза, Маша. Поэт любит в стихах разговаривать с друзьями и любимыми. Диалогическое начало значительно и в его баснях, к которым поэт также имел большую склонность. Печать импровизаций, экспромтов лежит на малых жанрах - надписях, эпиграммах, различных стихотворных шутках. Элегии, появившись уже в начале творческого пути поэта, сделаются ведущим жанром в дальнейшем творчестве.
Батюшкову свойственны высокое представление о дружбе, предромантический культ "родства душ", "душевной симпатии", "чувствительного дружества".
Шесть стихотворных посланий Батюшкова Гнедичу были созданы в период с 1805 по 1811 г., они во многом уясняют своеобразие его творчества на первом этапе. Условности жанра отнюдь не лишали послания Батюшкова автобиографичности. Поэт в стихах передавал свои настроения, мечты, философские умозаключения. Центральным в посланиях оказывается лирическое "я" самого автора. В первых посланиях лирическое "я" - отнюдь не разочарованная личность с охлажденным сердцем. Напротив, это личность, выступающая в атмосфере шуток, игр, беспечности и мечты. В соответствии с эстетикой предромантизма лирическое "я" посланий погружено в мир химер, поэт "мечтами счастлив", его мечта "все в мире золотит", "мечта - нам щит". Поэт - как "безумец", как дитя, любящее сказки. И все же его мечта - это не те романтические грезы, полные таинственных чудес и страшных загадок, грустных призраков или пророческих видений, в которые будут погружаться романтики. Мир мечты лирического субъекта Батюшкова шутлив. Голос поэта - не глас пророка, а... "болтуна".
В "легкой поэзии" создавался полный обаяния образ юности "красной", "цветущей, как роза", как майский день, как "смеющиеся поля" и "луга веселые". Мир юности подвластен "богине красоты", Хлое, Лилете, Лизе, Зафне, Делии, и привлекательный женский образ постоянно появляется рядом с лирическим "я". Как правило, это не индивидуализированный образ (лишь отдельные моменты индивидуализации намечены в образе актрисы Семеновой, которой посвящено специальное стихотворение), а обобщенный образ "идеала красоты": "И кудри золотые, // И очи голубые..."; "И кудри распущенны // Взвевают по плечам...". Идеальная дева в художественном мире Батюшкова - всегда верная подруга, воплощение земной красоты и прелести юности. Этот постоянно присутствующий в воображении поэта идеал художественно воплощен в элегии "Таврида" (1815): "Румяна и свежа, как роза полевая, // Со мною делишь труд, заботы и обед...".
В стихотворных посланиях художественно реализовался раскрывающий индивидуальный облик Батюшкова и характерную черту русского предромантизма мотив родного крова. И в его письмах, и в стихах повторяется зов души к родным пенатам или ларам, к "гостеприимной тени отеческого крова". И этот поэтичный образ противостоит позднее выраженной в стихах романтической неприкаянности и бродяжничеству. Батюшков же любит "домашние лары", отчий дом.
Художественный мир Батюшкова расцвечен яркими, драгоценными красками ("золотыми", "серебряными", "бисерными"); вся природа, и человек, и его сердце в движении, в порыве, чувства переполняют душу. Лирический субъект "легкой поэзии" Батюшкова 1802--1812 гг. - преимущественно восторженный человек, хотя временами его восторг сменяется меланхолией. Эмоцию восторга поэт передал в зримых, пластически выразительных образах-эмблемах, поэтических аллегориях. Он искал "эмблемы добродетели". В "легкой поэзии" особенно выделяются и многократно повторяются четыре образа-эмблемы: розы, крыльев, чаши и челна, которые раскрывают существо его поэтического мировидения.
Образы цветов, особенно розы, - любимые у Батюшкова, они придают его стихам праздничность, образ розы у него - лейтмотивный, многофункциональный. Она - выразительница идеи красоты; душистый, розовый, юный цветок ассоциирован с античными временами - детством человеческого рода: розы - Амур - Эрот - Киприда - Анакреон, певец любви и наслаждений, - такова линия ассоциаций. Но образ розы получает и смысловую протяженность, он переходит в область сравнений: любимая, вообще молодая женщина сравнивается с розой как эталоном красоты.
Также и другие образы-эмблемы - крыльев, чаши - отразили культ изящного наслаждения, потребности личности, осознающей свое право на счастье.
Условный язык поэзии Батюшкова вбирает в себя имена писателей, которые также становятся знаками, сигналами определенных этических и эстетических пристрастий: Сапфо - любви и поэзии, Тасс - величия, Парни - изящества любовных увлечений, а имя героя Сервантеса Дон Кишота (так у Батюшкова) - знак подчинения реальных поступков нежизненной и смешной мечтательности.
В "легкую поэзию" Батюшкова вошло басенное начало. Не только Гнедич, но и Крылов был другом поэта. Близкие басням Крылова и его сатирическим повестям, в особенности "Каибу", образы появляются в посланиях Батюшкова и в других его жанрах. В стихотворных посланиях образы зверей не всегда создают аллегорическую сценку. Обычно они оказываются лишь художественной деталью, басенного типа сравнением, призванным выразить несоответствие между должным и сущим: "Кто волком быть привык, тому не разучиться // По-волчьи и ходить, и лаять завсегда".
Первый период творчества Батюшкова - становление предромантизма, когда поэт сохраняет связь с классицизмом ("средними" жанрами и "средним" стилем). Его "общежительный" предромантизм в излюбленном жанре послания к друзьям ознаменовался, прежде всего, светлой мечтательностью и шутливостью молодой души, жаждущей земного счастья.
Всем известен вологодский поэт Константин Николаевич Батюшков. Биография его ярка и трагична. Поэт, творческие находки которого довел до совершенства Александр Сергеевич Пушкин, был пионером в становлении певучести русского языка. Он первым заметил в нем, «несколько суровом и упрямом», замечательную «силу и выразительность». Творческие наработки Батюшкова признаны классическими еще при его жизни всем современным ему русским поэтическим миром, а в первую очередь Карамзиным и Жуковским.
Детство
Даты жизни поэта - 18.05.1787 - 07.07.1855 г. Он принадлежал к старинному дворянскому роду Батюшковых, в котором были генералы, общественные деятели, ученые.
Что может рассказать о детстве поэта биография Батюшкова? Интересные факты будут позже, а пока стоит отметить, что ребенок страдал от смерти горячо любимой матери. Александра Григорьевна Батюшкова (в девичестве Бердяева) умерла спустя восемь лет после рождения Кости. Были ли годы, проведенные в родовом имении в селе Даниловском (современной Вологодской области) счастливыми? Вряд ли. Отец Константина, Николай Львович Батюшков, мужчина желчный и нервный, детям не уделял должного внимания. Он имел блестящее образование и мучился от того, что оказался невостребованным по службе из-за опального родственника, участвующего в дворцовом заговоре.
Учеба, самообразование
Впрочем, по воле отца обучался в дорогих, но неспециализированных петербургских пансионах Константин Батюшков. Биография его юности знаменуется поступком волевым и дальновидным. Он, невзирая на протесты отца, бросил школярство в пансионах и рьяно приступил к самообразованию.
Этот период (с 16 до 19 лет) знаменуется превращением юноши в человека гуманитарно компетентного. Благодетелем и светочем Константина оказался его влиятельный дядюшка Михаил Никитич Муравьев, сенатор и поэт, попечитель Московского университета. Это ему удалось внушить племяннику уважение к античной поэзии. Благодаря ему Батюшков, изучив латинский язык, стал поклонником Горация и Тибулла, что стало основой его дальнейшей работы. Он принялся добиваться бесконечными правками от русского языка певучести классического.
Также благодаря протекции дядюшки восемнадцатилетний Константин начал служить письмоводителем при министерстве просвещения. В 1805 г. впервые публикуется его стихотворение в журнале «Новости русской литературы». Он знакомится с петербургскими поэтами - Державиным, Капнистом, Львовым, Олениным.
Первое ранение и выздоровление
В 1807 году умирает благодетель и первый советчик Константина - дядюшка. Пожалуй, будь он жив, лишь он один уговорил бы племянника не подвергать свою непрочную нервную систему тяготам и невзгодам воинской службы. Но в марте 1807 года идет добровольцем в Прусский поход Константин Батюшков. Он получает ранение в кровопролитной битве под Гейльсбергом. Его отправляют на лечение сперва в Ригу, а затем отпускают в родовое имение. Пребывая в Риге, влюбляется в купеческую дочь Эмилию молодой Батюшков. Эта страсть вдохновила поэта на стихи «Воспоминания 1807 года» и «Выздоровление».
Война со Швецией. Психическая травма
Оправившись, Константин Батюшков в 1808 году опять отправляется в составе егерского гвардейского полка на войну со Швецией. Он был мужественным офицером. Смерть, кровь, потеря друзей - все это тяжело переносил Константин Николаевич. Не огрубела его душа на войне. После войны офицер приехал на отдых в имение к сестрам Александре и Варваре. Те с тревогой заметили, что война наложила тяжелый отпечаток на неустойчивую психику брата. Он стал чрезмерно впечатлителен. У него периодически наблюдались галлюцинации. В письмах к Гнедичу, своему другу по службе в министерстве, поэт пишет прямо, что опасается лет через десять окончательно сойти с ума.
Впрочем, друзья пытались отвлечь поэта от тягостных дум. И это им отчасти удается. В 1809 году окунается в петербуржскую салонную и литературную жизнь Батюшков Константин Николаевич. Краткая биография не опишет всех событий, случившихся в жизни поэта. Это время знаменуется личными знакомствами с Карамзиным, Жуковским, Вяземским. Свела двоюродного племянника с ними Екатерина Федоровна Муравьева (вдова сенатора, который в свое время оказал Батюшкову помощь).
В 1810 году Батюшков уходит в отставку с военной службы. В 1812 году при помощи друзей Гнедича и Оленина он устраивается помощником хранителя рукописей в петербуржской Публичной библиотеке.
Война с наполеоновской Францией
В начале Отечественной войны с Францией стремился попасть в действующую армию отставной офицер Батюшков Константин Николаевич. Он совершает благородный поступок: поэт сопровождает в Нижний Новгород вдову своего благодетеля Муравьеву Е. Ф. Только с 29 марта 1813 года он служит в Рыльском пехотном полку адьютантом. За мужество в битве под Лейпцигом офицера награждают 2-й степени. Под впечатлением от этого сражения Батюшков пишет стихотворение «Тень друга» в честь погибшего товарища И. А. Петина.
Его творчество отражает эволюцию личности поэта, от романтизма под стать эпохе Просвещения к величию духа христианского мыслителя. Его поэзия о войне (стихотворения «На развалинах замка в Швеции», «Тень друга», «Переход через Рейн») близка по духу простому русскому солдату, она реалистична. Искренне, без приукрашивания реальности пишет Батюшков. Биография и творчество поэта, описываемые в статье, становятся все интереснее. К. Батюшков начинает много писать.
Невзаимная любовь
В 1814 году после военной кампании Батюшков возвращается в Петербург. Здесь его ждет разочарование: на его чувства не отвечает взаимностью воспитанница дома Олениных красавица Анна Фурман. Вернее, она говорит «да» лишь по желанию своих опекунов. Но щепетильный Константин Николаевич не может принять такую эрзац-любовь и, оскорбленный, отказывается от такого брака.
Он ожидает перевода в гвардию, но бюрократические проволочки бесконечны. Не дождавшись ответа, в 1816 году Батюшков уходит в отставку. Впрочем, 1816-1817 годы оказываются для поэта исключительно плодотворными в плане творчества. Он активно участвует в жизни литературного общества «Арзамас».
Период откровения в творчестве
В 1817 г. публикуется его собрание сочинений «Опыты в стихах и прозе».
Свои рифмы бесконечно правил, добиваясь ограненности слов Батюшков. Биография творчества этого человека началась с профессионального изучения им античных языков. И ему удалось отыскать в русской поэтике отголоски рифм латинского языка и древнегреческого!
Батюшков стал изобретателем того поэтического русского языка, которым восторгался Александр Сергеевич: «слог... трепещет», «гармония очаровательна». Батюшков - поэт, который нашел клад, но не смог им воспользоваться. Жизнь его четко разделена в тридцатилетнем возрасте на «до и после» черной полосой параноидальной шизофрении, проявляющейся в мании преследования. Болезнь сия была наследственной в его роду по линии матери. Ею же страдала старшая из его четырех сестер - Александра.
Прогрессирующая параноидальная шизофрения
В 1817 году погружается в душевную тоску Константин Батюшков. Биография говорит о том, что имели место непростые отношения с отцом (Николаем Львовичем), которые завершились полным раздором. И в 1817 году родитель умирает. Это послужило толчком для обращения поэта в глубокую религиозность. Его морально в этот период поддерживает Жуковский. Другой друг, А. И. Тургенев, выхлопотал для поэта дипломатическую должность в Италии, где Батюшков пребывает с 1819 по 1921 год.
Сильный психологический срыв поэта произошел в 1821 году. Вызвал его хамский выпад (пасквильные стихи «Б..ов из Рима») против него в журнале «Сын Отечества». Именно после этого в его здоровье стали проявляться устойчивые признаки параноидальной шизофрении.
Зиму 1821-1822 годов провел в Дрездене, периодически впадая в безумие, Батюшков Константин Николаевич. Биография его творчества здесь прервется. Лебединой песней Батюшкова становится стихотворение «Завещание Мельхиседека».
Скудная жизнь больного человека
Дальнейшую жизнь поэта можно назвать разрушением личности, прогрессирующим безумием. сначала его пыталась опекать вдова Муравьева. Однако вскоре это стало невозможным: приступы мании преследования все усиливались. В следующем году император Александр I ассигновал его лечение в саксонском психиатрическом заведении. Впрочем, четырехлетнее лечение эффекта не дало. По приезду в Москву Константин которого нами рассматривается, чувствует себя лучше. Однажды его посетил Александр Пушкин. Потрясенный жалким видом Константина Николаевича, последователь его мелодичных рифм пишет стихотворение «Не дай мне бог сойти с ума».
Последние 22 года существования психически больного человека прошли при доме его опекуна - племянника Гревенса Г. А. Здесь Батюшков умер во время эпидемии тифа. Похоронен поэт при вологодском Спасо-Прилуцком монастыре.
Заключение
Творчество Батюшкова в русской литературе занимает значимое место между и Жуковского и эпохой Пушкина. Позже Александр Сергеевич назовет К. Батюшкова своим учителем.
Батюшков развивал жанры "легкой поэзии". По его мнению, ее гибкость и плавность способны украсить русскую речь. Среди лучших элегий поэта следует назвать "Мой гений" и "Таврида".
Кстати, Батюшков оставил после себя также несколько статей, самые известные - "Вечер у Кантемира", "Прогулка в Академию художеств".
Главным же уроком от Константина Николаевича, который перенял автор «Евгения Онегина», стала творческая потребность сперва «пережить душой» сюжет будущего произведения, прежде чем браться за перо.
Такую жизнь прожил Батюшков Константин Николаевич. Краткая биография, к сожалению, не может охватить всех подробностей его нелегкой судьбы.
Место К. Н. Батюшкова (1787—1855) в истории русской литературы было определено еще Белинским. В его статьях имя Батюшкова как «замечательного таланта», «великого таланта», художника по преимуществу постоянно стоит вслед за Карамзиным, рядом с Жуковским, перед Пушкиным и рассматривается как необходимое звено в развитии русской поэтической культуры.
Заслуги Батюшкова перед русской поэзией особенно велики в обогащении лирических жанров, поэтического языка. Он был непосредственным предшественником Пушкина, во многом близким ему по духу, по поэтическому миросозерцанию. «Батюшков, — писал Белинский, — много и много способствовал тому, что Пушкин явился таким, каким явился действительно.
Одной этой заслуги со стороны Батюшкова достаточно, чтобы имя его произносилось в истории русской литературы с любовью и уважением».
Не было и нет единого мнения по поводу литературной позиции Батюшкова, принадлежности его к тому или иному направлению. Современная поэту критика называла его то представителем «новейшей школы», под которой подразумевали формирующийся романтизм, то «неоклассиком», иные же видели в его творчестве преобладание сентиментализма.
В советской историко-литературной науке больше принято называть Батюшкова «преромантиком», хотя существуют и другие концепции.
Эту точку зрения ввел в научный оборот с соответствующей аргументацией Б. В. Томашевский: «Этим словом (т. е. «преромантизмом», — К. Г.) принято называть те явления в литературеклассицизма, в которых присутствуют некоторые признаки нового направления, получившие полное выражение в романтизме. Таким образом преромантизм есть явление переходное».
Каковы же эти «некоторые признаки»? — «Это прежде всего ясное выражение личного (субъективного) отношения к описываемому, наличие „чувствительности“ (у преромантиков — преимущественно мечтательно-меланхолической, иногда слезливой); чувство природы, при этом часто стремление к изображению природы непривычной; изображаемый пейзаж у преромантиков всегда гармонировал с настроением поэта».
Дальнейшее обоснование точки зрения Б. В. Томашевского находим в обстоятельной монографии Н. В. Фридмана — с той разницей, что автор ее, называя Батюшкова «предромантиком», как и Пушкина раннего периода, отрицает какие бы то ни было связи «идейных основ» поэзии Батюшкова с классицизмом.
Разноречивые суждения о литературной позиции Батюшкова вызваны самим характером его творчества, в котором отражен один из существенных переходных этапов развития русской поэзии.
Конец XVIII — первые годы XIX в. явились периодом расцвета русского сентиментализма, начальной стадии формирования романтического направления. Для этой эпохи характерны переходные явления, отражающие как новые тенденции, так и влияние все еще действующих эстетических норм классицизма.
Батюшков явился типичной фигурой этого времени, названного Белинским «странным», когда «новое являлось, не сменяя старого и старое и новое дружно жили друг подле друга, не мешая одно другому». Никто из русских поэтов начала XIX в. не ощущал так остро, как Батюшков, потребность обновления устаревших норм и форм.
В то же время его связи с классицизмом, несмотря на преобладание романтической стихии в его поэзии, были достаточно прочны, что также отметил Белинский. Усмотрев в ряде ранних «пьес» Пушкина «подновленный классицизм», Белинский назвал их автора «улучшенным, усовершенствованным Батюшковым».
Литературное направление формируется не в пустом пространстве. Начальная стадия его не обязательно знаменуется манифестом, декларацией, программой. Она всегда имеет свою предысторию с момента возникновения в недрах прежнего направления, постепенного накопления в нем определенных признаков и дальнейшего движения к качественным изменениям, от низших форм к высшим, в которых с наибольшей полнотой находят выражение эстетические принципы нового направления.
В нарождающемся, в новом в той или иной степени присутствуюткакие-то черты старого, преображенные, обновленные в соответствии с требованиями времени. В этом и состоит закономерность преемственности, непрерывности литературного процесса.
При изучении литературной деятельности такой типичной фигуры переходной эпохи, какой является Батюшков, важно прежде всего уяснить соотношение, своеобразное сочетание в его поэзии нового и старого, того, что является главным, определяющим миросозерцание поэта.
Батюшков шел рядом с Жуковским. Их творчество составляет закономерное звено процесса обновления поэзии, обогащения ее внутреннего содержания и форм. Они оба опирались на достижения карамзинского периода, были представителями нового поколения. Но хотя общая тенденция развития их творчества была единой, шли они разными путями.
Лирика Жуковского вырастала непосредственно в недрах сентиментализма. У Батюшкова также связи с сентиментализмом были органическими, хотя и в его лирике сохранились в преображенной форме некоторые черты классицизма.
Он, с одной стороны, продолжал (это главная, магистральная дорога его творческого развития) элегическую линию сентиментализма; с другой, в своем стремлении к ясности, строгости форм опирался на достижения классицизма, что и давало повод современной поэту критике называть его «неоклассиком».
Батюшков прожил тревожную жизнь. Родился он в Вологде 29 мая (по н. ст.) 1787 г. в старинной дворянской семье. Воспитывался в петербургских частных пансионах. Затем служба в Министерстве народного просвещения (делопроизводителем).
Тогда же (1803 г.) начинается его дружба с Н. И. Гнедичем, завязываются знакомства с И. П. Пниным, Н. А. Радищевым, И. М. Борном. В апреле 1805 г. Батюшков вступает в «Вольное общество словесности, наук и художеств». В том же году в журнале «Новости русской литературы» появляется первое печатное произведение Батюшкова — «Послание к моим стихам».
Во время второй войны с наполеоновской Францией (1807) он принимает участие в походах русской армии в Пруссию; в 1808—1809 гг. — в войне с Швецией. В битве под Гейльсбергом Батюшков был тяжело ранен в ногу. В 1813 г. он участвовал в сражениях под Лейпцигом в качестве адъютанта генерала Н. Н. Раевского.
К 1815 г. относится личная драма Батюшкова — увлечение Анной Федоровной Фурман.
В конце 1815 г., когда карамзинисты в противовес консервативной «Беседе любителей российского слова» создали свое литературное объединение «Арзамас», Батюшков становится членом его, выступает с защитой программы языковой реформы Н. М. Карамзина.
В 1817 г. увидело свет двухтомное собрание сочинений Батюшкова «Опыты в стихах и прозе», единственное прижизненное издание сочинений поэта. В 1818—1821 гг. он в Италии на дипломатическойслужбе, где сближается с Н. И. Тургеневым (впоследствии один из видных деятелей «Союза благоденствия»).
Батюшков ненавидел канцелярскую работу, хотя и вынужден был служить. Он мечтал о свободном творчестве и превыше всего ставил призвание поэта.
Трагической была литературная судьба Батюшкова. Тридцати четырех лет от роду он навсегда оставляет поле «словесности». Затем молчание, длительная (унаследованная от матери) душевная болезнь и смерть от тифа 7 (19) июля 1855 г.
Безумие поэта — результат не только наследственности, но и повышенной ранимости, слабой защищенности. В письме к Н. И. Гнедичу в мае 1809 г. Батюшков писал: «Люди мне так надоели, и все так наскучило, а сердце пусто, надежды так мало, что я желал бы уничтожиться, уменьшиться, сделаться атомом».
В ноябре того же года, в письме ему же «Если проживу еще десять лет, я сойду с ума... Мне не скучно, не грустно, а чувствую что-то необыкновенное, какую-то душевную пустоту». Так задолго до наступления кризиса Батюшков предчувствовал печальный исход переживаемой им внутренней драмы.
На процесс формирования эстетических взглядов Батюшкова благотворное влияние оказали его близкое знакомство и дружба со многими видными литературными деятелями того времени.
Из ближайшего окружения Батюшкова следует особо выделить Михаила Никитича Муравьева (1757—1807), двоюродного дядю поэта, под сильным влиянием которого он находился, у которого учился и советами которого дорожил. Муравьев направлял и поощрял его первые шаги на поприще литературы.
Чувствительность, мечтательность, задумчивость, которыми определяется эмоциональная тональность лирики Батюшкова, в своих первоначальных выражениях присутствуют в стихотворениях Муравьева как их составная часть, как характерная их черта.
Муравьев отвергал рассудочное «витийство», холодный рационализм в поэтическом творчестве, призывал к естественности и простоте, поискам «сокровищ» в собственном сердце. Муравьев — первый русский поэт, обосновавший достоинство «легкой поэзии» как поэзии малых лирических форм и неофициальных, интимных тем. Он написал целый трактат в стихах, где излагаются стилистические принципы «легкой поэзии».
В «Опыте о стихотворстве» он писал:
Любите здравый смысл: пленяйтесь простотою
...................
Бегите ложного искусства и ума
................
Ты помни цель свою, умей без сожаленья
Честолюбивые отбросить украшенья
................
Слог должен быть реке прозрачнейшей подобен:
Стремителен, но чист и без разливу полн.
(«Опыт о стихотворстве»,1774—1780)
Эти «правила», изложенные языком поэзии, не потерявшие свое значение и в наши дни, не обладали бы столь притягательной действенной силой, если бы не подкреплялись созданными Муравьевым образцами простой и благозвучной русской поэтической речи:
Полон вечер твой прохлады —
Берег движется толпой,
Как волшебной серенады
Глас приносится волной
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит.
Что проводит ночь бессонну,
Опершися на гранит.
(«Богине Невы», 1794)
Не только в тематике, в разработке лирических жанров, но и в работе над языком, стихом Батюшков опирался на опыт и достижения своего талантливого предшественника и учителя. То, что в поэзии Муравьева намечено контурами как программа, находит развитие в лирике Батюшкова, чему способствовала общность эстетической платформы, общность взглядов на поэзию.
В своей первой поэтической декларации («Послание к стихам моим», 1804 или 1805) Батюшков пытается определить свою позицию, свое отношение к современному состоянию русской поэзии. С одной стороны, он отталкивается от одописания (кто «стихи марает», «оды сочиняет»), с другой — от излишеств сентиментализма (плаксивости, игры в чувствительность).
Здесь же осуждает «поэтов — скучных вралей», которые «не вверх летят, не к небу», а «к земли». В этом коренном вопросе о соотношении идеального («неба») и реального («земли») Батюшков разделял романтическую точку зрения: «Что в громких песнях мне? Доволен я мечтами...»; «...мечтанием бываем к счастью ближе»; «...мы сказки любим все, мы — дети, но большие». «Мечта» противостоит рассудочности, рационализму:
Что в истине пустой? Она лишь ум сушит,
Мечта всё в мире золотит,
И от печали злыя
Мечта нам щит.
Ах, должно ль запретить и сердцу забываться,
Поэтов променя на скучных мудрецов!
(«Послание к Н. И. Гнедичу», 1805)
Ничто так не характеризует личность Батюшкова-поэта, как мечтательность. Сквозным лейтмотивом проходит она через всю его лирику, начиная с первых стихотворных опытов:
И горесть сладостна бывает:
Он в горести мечтает.
Стократ мы счастливы мечтаньем скоротечным!
(«Мечта», 1802—1803)
Спустя многие годы поэт возвращается к своему раннему стихотворению, посвящая восторженные строки поэтической мечте:
Подруга нежных муз, посланница небес,
Источник сладких дум и сердцу милых слез,
Где ты скрываешься, Мечта, моя богиня?
Где тот счастливый край, та мирная пустыня,
К которым ты стремишь таинственный полет?
Ничто — ни богатство, «ни свет, ни славы блеск пустой» — не заменяет мечты. В ней — высшее счастье:
Так хижину свою поэт дворцом считает
И счастлив — он мечтает.
(«Мечта», 1817)
В формировании эстетики русского романтизма, романтических представлений о поэзии и поэте роль Батюшкова была исключительна, столь же велика, как и Жуковского.
Батюшков первый в истории русской поэзии дал проникновенное определение вдохновения как «порыва крылатых дум», состояния внутреннего ясновидения, когда молчит «страстей волненье» и «светлый ум», освобожденный от «земных уз», парит «в поднебесной» («Мои пенаты», 1811—1812). В «Послании И. М. Муравьеву-Апостолу» (1814—1815) эта же тема получает развитие, приобретая все более романтический характер:
Я вижу мысленно, как отрок вдохновенный
Стоит в безмолвии над бездной разъяренной
Среди мечтания и первых сладких дум,
Прислушивая волн однообразный шум...
Лицо горит его, грудь тягостно вздыхает,
И сладкая слеза ланиту орошает...
Поэзия рождена солнцем. Она — «пламень небесный», язык ее — «язык богов» («Послание к Н. И. Гнедичу», 1805). Поэт — «дитя неба», скучно ему на земле, он рвется к «небу». Так постепенноскладывается у Батюшкова не без воздействия традиционных представлений романтическая концепция «поэзии» и «поэта».
История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.
