К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, прервал свой маршрут Трансъевропейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих. В центре департамента - Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города. На блок-постах, сооруженных транспортными рабочими, дежурили школьники. Желание людей самим установить порядок было столь сильным, что городским властям и полиции пришлось отступить. Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.
Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля - 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.
Де Голль в это время не делал никаких заявлений. Более того, он отправился в запланированный официальный визит в Румынию, как будто ничего не случилось, но 18 мая прервал его и вернулся в страну. 20 мая число бастующих достигло 10 миллионов, на заводах возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», неконтролируемые профсоюзами, в провинции рабочие комитеты начали бесплатное распределение товаров и продуктов нуждающимся. В стране сложилось двоевластие – с одной стороны деморализованная государственная машина, с другой стороны самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.
21–22 мая в Национальном Собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило 1 голоса! 22 мая власти пытаются выслать из страны Даниэля Кон-Бендита как иностранца. В ответ студенты устраивают в Латинском квартале «ночь гнева», устраивая баррикады. Кто-то поджигает здание Парижской биржи.
Наконец, 24 мая де Голль выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Он предложил провести референдум о «формах участия» простых людей в управлении предприятиями (позже он от этого обещания откажется). На настроение общества это выступление влияния не оказало.
25 мая начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Выработанные ими соглашения предусматривали существенное увеличение зарплаты, однако ВКТ была не удовлетворена этими уступками и призвала к продолжению забастовки. Социалисты во главе с Франсуа Миттераном собирают на стадионе грандиозный митинг, где осуждают профсоюзы и де Голля и требуют создания Временного правительства. В ответ на это власти во многих городах применяют силу, и ночь 25 мая получила название «кровавая пятница».
29 числа, в день чрезвычайного заседания кабинета министров, стало известно, что бесследно исчез президент де Голль. Страна в шоке. Лидеры «Красного Мая» призывают к захвату власти, поскольку она «валяется на улице».
30 мая де Голль появляется и выступает с крайне жесткой речью. Он отказывается от референдума, объявляет о роспуске Национального Собрания и проведении досрочных парламентских выборов . В тот же день голлисты проводят 500-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандируют «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!». Происходит перелом в ходе событий. Многие предприятия еще будут бастовать недели две. В начале июня профсоюзы проведут новые переговоры и добьются новых экономических уступок, после чего волна забастовок спадет. Предприятия, захваченные рабочими, начинают «очищаться» силами полиции (например, заводы «Рено»).
Ю. Дубинин пишет об этом моменте: «30 мая де Голль выступил с речью, демонстрируя твердость и решимость навести порядок. Он объявил о роспуске Национального собрания. За этим последовала внушительная демонстрация сторонников де Голля... Де Голль провел глубокую реорганизацию правительства Помпиду, заменив девять министров. Правительство, профсоюзы и предприниматели провели упорные переговоры и к 6 июня сумели достигнуть нелегкого согласия, которым, однако, были удовлетворены все. Жизнь во Франции начала входить в нормальную колею”.
12 июня власть перешла в наступление. Были запрещены основные левацкие группировки, Кон-Бендит был выслан в ФРГ. 14 июня полиция очистила от студентов «Одеон», 16-го – захватила Сорбонну, 17 июня возобновили работу конвейеры «Рено».
23 и 30 июня прошли (в два тура) парламентские выборы. Организовав кампанию шантажа угрозой коммунистического заговора, голлисты получили большинство мест – испуганный призраком революции средний класс дружно проголосовал за де Голля.
7 июля в телевизионном обращении де Голль дал разумную, хотя и поверхностную квалификацию произошедшим событиям: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества – как восточного, так и западного – капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами».
Одним из итогов «красного мая» было удовлетворение ряда социальных требований трудящихся (увеличение пособий по безработице и т.д.). Студенческие протесты побудили к демократизации высшей и средней школы, была улучшена координация высшей школы с потребностями народного хозяйства в специалистах. Но майские события на прошли бесследно для французской экономики. Инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен, привела к сильному сокращению золотого запаса страны. Финансовый кризис, разразившийся в ноябре 1968, угрожал подорвать экономику. Чтобы спасти финансовую систему, де Голль пошел на крайне непопулярные меры стабилизации, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, контроль за денежным обращением и повышение налогов. 28 апреля 1969 де Голль ушел в отставку после того, как были отклонены его предложения по конституционной реформе.
Революция 1968 г. и внешние силы . То, что мятежный импульс, захвативший очень значительную часть населения Франции, иссяк всего за один месяц, во многом определяется и отсутствием поддержки извне. Революционные события мая 1968 г. во Франции не поддержали и не пожелали использовать обе сверхдержавы – СССР и США. Более того, власти Франции имели и время и поле для маневра потому, что в критический момент, даже если бы произошел раскол в их государственном аппарате и силовых структурах, они могли рассчитывать на вооруженную помощь НАТО.
Ю.Дубинин пишет: «28 мая мой хороший знакомый – член руководства правящей деголлевской партии Лео Амон (позже он войдет в состав правительства) срочно пригласил меня на завтрак. До 27 мая, сказал он, обстановка была сложной, тяжелой для правительства, однако не угрожавшей самому деголлевскому режиму и де Голлю лично. На волне широкого забастовочного движения ВКТ (за которой, по убеждению Амона, стояла компартия) предъявила правительству очень высокие требования, но в то же время ВКТ вступила в переговоры с правительством и вела их жестко, но конструктивно. Это давало основания считать, что ВКТ и ФКП стремятся к достижению своих целей без свержения де Голля. Однако после 27 мая положение радикально изменилось. Бастующие рабочие отвергли договоренность, достигнутую между профсоюзами и правительством. Каков может быть поворот дел? Далее собеседник говорит, чеканя слова:
– Нынешняя ситуация в какой-то степени напоминает ту, которая существовала в России в предоктябрьский период 1917 года. Однако сейчас международная обстановка иная: существует НАТО».
Ю.Дубинин продолжает: «В договоре о создании Североатлантического пакта действительно имеется статья, предусматривающая вмешательство альянса в случае дестабилизации внутриполитического положения в одном из государств-участников… Слова Амона – показатель серьезности обстановки в стране, того, как ее оценивает руководство Франции».
Это, кстати, объясняет, почему применение через три месяца после этих событий вооруженных сил СССР и Варшавского договора для наведения порядка в Чехословакии не вызвало серьезных демаршей со стороны государств Запада. Им пришлось мобилизовать для скандала свои же левые силы и советских диссидентов.
Что же касается СССР и французской компартии, то их позиция была разумной и ответственной. С самого начала массовых выступлений Французская коммунистическая партия (ФКП) осудила «бунтарей», заявив о том, что «леваки, анархисты и псевдореволюционеры» мешают студентам сдавать экзамены! И только 11 мая ФКП призвала рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами, стараясь в то же время не допустить выхода протеста за рамки традиционной забастовки. Генеральный секретарь ВКТ Жорж Сеги предупреждал рабочих «Рено»: «Любой призыв к восстанию может изменить характер вашей забастовки!»
Разрешению кризиса во многом помогла деятельность советского посольства, через которое происходил обмен информацией между коммунистами и властью. По словам Ю.Дубинина, генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: “Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге”.
Уроки студенческой революции . Какие же выводы можно сделать из событий Красного мая?
Май 1968 года – исключительно важное явление, плохо изученное и объясненное. Социальные психологи и культурологи как будто боятся его тронуть. Это симптом глубокого кризиса современного промышленного общества, основанного на принципах Просвещения – первая массированная атака постмодерна. Рациональное сознание, высокое достижение европейской культуры, дало сбой. Николай Заболоцкий, как будто предвидя май 1968 г., писал:элитарная социальная группа (студенты университета Сорбонны!) начинает мятеж, не ставящий перед собой никакой цели и никакого предела. Речь идет именно о беспределе разрушения, об иррациональности оснований для бунта. «Запрещается запрещать!», «Дважды два уже не четыре!»
Действия, которые предпринимали бунтующие студенты – учреждение каких-то ассамблей, чтение самодеятельных лекций, регулирование уличного движения или раздача бесплатных продуктов бедным – все это было отчаянной попыткой схватиться за какие-то соломинки воображаемого порядка, за что-то разумное. В этом не было и следов связного проекта, это были жесты-заклинания, бессознательная защита от хаоса. Если бы советские люди смогли тогда внимательно изучить этот опыт, они бы устояли против перестройки Горбачева.
Но в этой книге мы не можем углубляться в общую проблему кризиса Просвещения и наступления того иррационализма, который уже обосновался и оформился в узаконенных рамках в так называемых «развитых странах». Джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки. Здесь наша тема ограничена технической стороной «Красного мая». Уже эта сторона очень обширна и дает много пищи для размышлений.
Прежде всего, фундаментальное значение имеет сам факт, что в студенческой среде при некоторых условиях может без веских причин возникнуть такое состояние коллективного сознания, при котором возникает самоубийственно целеустремленная и тоталитарно мыслящая толпа, способная разрушить жизнеустройство всей страны. Это новое явление культуры большого города, в котором возникает высокая концентрация молодежи, отделенной от мира физического труда и традиционных межпоколенческих и социальных связей.
Студенчество конца ХХ века оказалось новым, ранее неизвестным социальным типом – элитарным и в то же время маргинальным, со своими особыми типом мышления, шкалой ценностей, системой коммуникаций. Постепенно этот тип приобретал вненациональные космополитические черты и становился влиятельной, хотя и манипулируемой политической силой. В 1968 г. в Париже политическая радикализация студенчества произошла внезапно и стихийно. Но внимательное изучение этого случая давало возможность и искусственно создавать нужные для такой радикализации условия, чтобы затем «канализировать» энергию возбужденных студентов на нужные объекты. Так уже в 80-е годы студенчество стало одним из главных контингентов, привлекаемых для выполнения «бархатных революций».
Второй факт, который наглядно выявили события 1968 г. во Франции, состоит в том, что при современной системе связи (даже без Интернета и мобильных телефонов) самоорганизация возбужденного студенчества может исключительно быстро распространиться в национальном и даже международном масштабе. При этом свойства студенчества как социальной системы таковы, что она мобилизует очень большой творческий потенциал – и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств.
Эти черты студенческого бунта очаровывают общество и быстро мобилизуют в его поддержку близкие по духу влиятельные социальные слои, прежде всего интеллигенцию и молодежь. В совокупности эти силы способны очень быстро подорвать культурную гегемонию правящего режима в городском обществе, что резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений. Это создает неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта.
Третий урок «революции 68-го» состоит в том, что энергия городского бунта, который не опирается на связный проект (выработанный самими «революционерами» или навязанный им извне), иссякает достаточно быстро. Для властей важно не подпитывать эту энергию неосторожными действиями, перебором в применении «как кнута, так и пряника». Власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.
Опыт майских событий показал, что комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежной оппозиции, если она не выдвигает социального проекта, на базе которого нарастает массовая поддержка. Поняв это, правительство де Голля сосредоточило усилия на том, чтобы отсечь от студентов рабочих - ту втянутую в волнения часть общества, которая имела ясно осознаваемые социальные цели и, вследствие этого, обладала потенциалом для эскалации противостояния (с ней, впрочем, было и гораздо легче вести рациональные переговоры). Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв, не помышляя о смене общественного строя. С ними компромисс был вполне возможен.
Наконец, май 1968 г. показал удивительную способность студенческого протеста к мимикрии (вероятно, это общее свойство интеллигентского мышления, не связанного традиционными догмами и запретами). Формулируя основания для своих действий против государства и общества (в данном случае против буржуазного государства и общества, но это было несущественно уже тогда), революционеры 1968 г. выбирали объекты отрицания ситуативно . Это отрицание не было диалектически связано с позитивными идеалами. Такая особенность сознания открывает неограниченные возможности для манипуляции – если ценностью становится сам протест и отрицание не связано с реальными сущностями, то устраняется сама проблема истинности или ложности твоих установок. Коллектив становится толпой, которую при известной интеллектуальной ловкости можно натравить на любой образ зла .
События 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Вот французский философ Андре Глюксманн. В 1968 г. он был ультралевым вождем того студенческого движения, а в Москве в конце 1999 г., очарованный перестройкой и последовавшей за нею «демократизацие» мира, заявил, что теперь не смог бы подписаться под лозунгами протеста против войны США во Вьетнаме. Ничего он за эти тридцать лет не узнал нового ни о Вьетнаме, ни о США, ни о напалме. Ситуация другая, в моде ненависть к СССР – и никакого протеста образ войны США против Вьетнама у него в душе не возникает. Проблемы истины для него нет!
В тот момент последнее поколение старых французских коммунистов понимало эту особенность вышедшей на политическую арену интеллигенции и ее молодежной базы, студентов. Их не очаровали лозунги бунтарей из Сорбонны, им было не по пути с Глюксманном. Коммунисты не дали себя вовлечь в разрушительную авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Разница еще была мировоззренческой. Потом она стерлась во Франции, а потом стала исчезать в Москве и Киеве.
МАЮ сыграла позже важнейшую роль в «Красном Мае», создав «параллельные курсы», на которых в пику официальным профессорам с их официальной «наукой» читали курсы лекций приглашенные студентами выдающиеся специалисты из неуниверситетской (и даже неакадемической) среды, а иногда – и сами студенты, хорошо знавшие предмет (многие из них вскоре прославились как философы, социологи и т.п.).
Дубинин Ю. Как уцелел режим пятой республики. Вспоминая кризис во Франции. – www.comsomol.ru/ist22.htm.
Позже стало известно, что де Голль тайно летал в Баден-Баден, где располагался штаб французского военного контингента в ФРГ, и вел переговоры с военными. Затем он провел такие же переговоры в Страсбурге.
Социально-политический кризис во Франции в мае-июне 1968 г.
Стал одним из наиболее масштабных народных движений в развитых капиталистических странах в 60-е гг., символом «бурных шестидесятых». Воспринимались частью современников как революция. Эту оценку разделяет и часть историков.
События 1968 г. во Франции начались в обстановке экономического роста. Режим ограниченной демократии во главе с основателем V Республики генералом Ш. де Голлем , казалось, гарантировал политическую стабильность. Но во Франции нарастало недовольство ряда социальных групп. Рабочие были недовольны ростом интенсивности труда, которая не компенсировалась ростом зарплат. Интеллигенция была недовольна засильем бюрократии. Жизнь студентов была излишне регламентирована. В то же время часть студентов была увлечена радикальными левыми идеями. 22 марта 1968 г. после очередного разгона антиамериканской манифестации солидарности с Вьетнамом студенты-леваки (“гошисты”) захватили несколько университетских помещений. Зачинщиков, включая лидера - студента-анархиста из Германии Д. Кон-Бендита - вызвали в университетский суд на 2 мая. Однако радикалы создали “Движение 22 марта” и продолжили агитацию - в том числе и против университетской административной системы. Активные студенты раскололись на правых и левых. Назревали столкновения, и ректор 2 мая закрыл университет, полиция оцепила Латинский квартал - место близ университета Сорбонны.
3 мая студенты вышли на демонстрацию протеста, которая была организована Национальным союзом студентов Франции (лидер - Ж. Саважо), где сильные позиции занимали леваки из Федерации революционных студентов. Студенты попытались пройти в Латинский квартал. Начались столкновения с Ротами республиканской безопасности (ЦРС) - специальными силами полиции. Были избитые и арестованные. Университетская общественность была возмущена. Преподаватели объявили забастовку. 5 мая к забастовке университетов присоединились лицеи. 6 мая Латинский квартал заполнили десятки тысяч студентов и преподавателей, развернулись столкновения с полицией, которая атаковала манифестантов. Отбиваясь от полицейских, студенты стали строить баррикады - символ революции. Выступление студентов широко освещалось СМИ. Лидер студенческого протеста Д. Кон-Бендит призывал студентов “создать брешь” - условия, когда в движение против режима и капиталистической системы начнут вливаться все более широкие массы.
10 мая в центре столицы студентами и сочувствующими было возведено более 60 мощных баррикад. Полицейские машины врезались в ряды демонстрантов. В полицейских летели камни. 13 мая по призыву профсоюзов на улицы городов в знак солидарности со студентами вышли сотни тысяч людей. С этого момента улицы были заполнены демонстрантами почти каждый день. По приказу премьер-министра Ж. Помпиду полиция оставила Сорбонну. Первоначально профсоюзные вожди планировали суточную забастовку солидарности со студентами, но она переросла во всефранцузскую забастовку, продолжавшуюся больше месяца.
От политических лозунгов “Де Голль - в отставку!”, “Десять лет - достаточно!” демонстранты переходили к “странным идеям” - “Вся власть - воображению!”, “Запрещено запрещать!”, “Рабочие всех стран - наслаждайтесь!”. Эти лозунги были вызовом современной индустриальной цивилизации, основанной на четком разделении труда, строгой регламентации и иерархичности, стандартизации и управляемости. На баррикадах вывешивались красные и черные знамена, портреты Ленина, Че Гевары, Бакунина , Мао Цзэдуна и др. левых идеологов. Студенты заняли Сорбонну и близлежащий театр Одеон. Здесь развернулось круглосуточное обсуждение политических и философских вопросов, был установлен режим самоуправления.
Студенческие выступления стали детонатором более широкого революционного процесса. Начались забастовки и захваты предприятий рабочими. Всеобщую забастовку поддержала Французская демократическая конфедерация труда, в которой большим влиянием пользовалась неортодоксальная Объединенная социалистическая партия во главе с М. Рокаром, выдвинувшая синдикалистский лозунг “профсоюзной власти”. Затем забастовку поддержали прокоммунистические профсоюзы из Всеобщей конфедерации труда. Крестьяне перекрыли дороги своей техникой. К 20-21 мая бастовало более 10 миллионов человек. Франция остановилась. Повсеместно создавались комитеты действия - органы революционного самоуправления.
24 мая президент выступил с обращением к нации и объявил о референдуме по поводу форм “участия” трудящихся в управлении производством. Это была важная уступка, но уже недостаточная. Самым популярным словом был “социализм”, под которым понимали некое устройство жизни, основанное на самоуправлении. При этом ни коммунисты, ни традиционные соцпартии не смогли и не хотели возглавить революционное движение. Радикализм студентов и революционно настроенных рабочих был чужд не только социалистам, но и ФКП, которая к тому же учитывала дружественные отношения советского руководства и де Голля.
25 мая силы порядка попытались взять инициативу в свои руки, это привело к кровавым столкновениям в Париже - 1500 человек было ранено, 800 арестовано, погибли один студент и один полицейский. Страна встала на край гражданской войны. В этих условиях представители профсоюзов и правительства встретились на улице Гренелль и договорились об условиях прекращения стачки. Профлидерам удалось добиться всего, за что они выступали раньше - повышения зарплат на 15 %, 40-часового рабочего дня. Но в Гренелльском протоколе ничего не было сказано о социальных преобразованиях, о самоуправлении. И радикальные рабочие отказались поддержать такой компромисс. Забастовка продолжалась.
29 мая де Голль покинул страну и вылетел в германскую группу французских войск. Он договорился о совместных действиях с ее командующим Ж. Массю, после чего вернулся в Париж 30 мая, заявил, что стране угрожает коммунистическая диктатура, отменил референдум и распустил парламент, назначив всеобщие выборы. На улицы вышла объединенная демонстрация правых - их было не меньше, чем левых. Комитетам защиты республики раздавалось оружие.
Забастовщики соглашались на материальные уступки и выходили из стачки. Студенты, обсудив все мировые проблемы, были вытеснены в июне из Сорбонны. 12 июня демонстрации были запрещены, 11 наиболее активных левацких организаций распущены, и это не вызвало новой волны возмущения. В сентябре студенты вернулись к занятиям. Это было самое бескровное завершение столкновений на баррикадах в истории Франции. Выборы 23-30 июня привели к поражению левых. 27 апреля 1969 г. де Голль провел все-таки референдум о социальной реформе, потерпел поражение и ушел в отставку.
Но, несмотря на спокойное завершение «Красного мая», значение этих событий для развития современной цивилизации велико: принципы организации индустриальной цивилизации были подвергнуты сомнению, возник социальный запрос на новые, более демократичные отношения в обществе. «Красный май» стал частью общего кризиса развитого капиталистического общества, примером для молодежных движений США, Западной Европы и Японии.
Майские события 1968, или просто Май 1968 фр. le Mai 1968 - социальный кризис во Франции, вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и всеобщую забастовку. Привёл в конечном счёте к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля, и, в более широком смысле, к огромным изменениям во французском обществе.
Де Голль предъявил США к обмену на золото 750 миллионов долларов. И США были вынуждены произвести этот обмен по твердому курсу, поскольку все необходимые формальности были соблюдены.
Конечно, такие масштабы «интервенции» не могли «повалить доллар», но удар был нанесен в самое уязвимое место — «ахиллесову пяту» доллара. Генерал де Голль создал опаснейший для США прецедент. Достаточно сказать, что только с 1965 по 1967 год США были вынуждены обменять свои доллары на 3000 тонн чистого золота. Вслед за Францией к обмену на золото предъявила доллары Германия.
В мае 1968 года произошло интереснейшее и до сих пор плохо понятое событие — в Париже . Это исключительно важное явление, до сих плохо проанализированное и объяснённое. Специалисты в области социальной психологии и культурологи как будто боятся начать его изучать. Вспомним лозунги того времени во Франции. «Красный Май». «Культурная революция». «Золотое колесо истории» переворачивает очередную страницу. «На смену олигархии должен прийти народ». В те времена французская молодёжь уже собралась вешать «бюрократов на кишках буржуев». Причем имелись в виду не только французские бюрократы. Письмо о своих намерениях французская молодежь отправила и в СССР. Советская/российская историческая наука почему-то не акцентировала внимания на тех уже далеких исторических событиях, произошедших в 1968 году во Франции. До советского народа почему-то не сочли нужным донести французские события. Например, я до 2005 года так и не знал, что же точно произошло тогда во Франции. Сегодня мне бы хотелось ещё раз остановиться на этих событиях и посмотреть на них другими глазами, глазами человека, который видел череду оранжевых революций. Я попытаюсь представить альтернативное объяснение тех событий.
Напомню очень кратко, что же произошло в мае 1968 года во Франции. 22 марта в Нантере несколько студенческих групп захватили здание административного корпуса, требуя освобождения 6 своих товарищей, членов Национального комитета в защиту Вьетнама, которые, протестуя против Вьетнамской войны, напали 20 марта на парижское представительство «Америкэн Экспресс» и были за это арестованы. В тот же день было сформировано анархистское «Движение 22 марта, которое быстро радикализовало обстановку в Нантерре и вовлекло в революционную деятельность огромную массу студентов.
29 марта студенты захватили один из залов в Сорбоннском университете в Париже и провели в нем митинг с участием членов «Движения 22 марта», а также представителей бунтующих студентов из Италии, ФРГ, Бельгии, Западного Берлина и Испании. Тогда же было создано «Движение университетских действий» (МАЮ). Позже МАЮ сыграло важнейшую роль в «Красном Мае», создав «параллельные курсы», на которых в пику официальным профессорам с их официальной «наукой» читали курсы лекций приглашенные студентами выдающиеся специалисты из неуниверситетской (и даже неакадемической) среды, а иногда — и сами студенты, хорошо знавшие предмет.
В Нантер были посланы полицейские агенты, но студенты ухитрились (во, професионалы!!!) их сфотографировать и устроили в университете выставку фотографий. Полиция попыталась закрыть выставку, начались столкновения, в ходе которых студенты вытеснили полицейских из университета.
30 апреля администрация обвинила восьмерых лидеров студенческих беспорядков в «подстрекательстве к насилию» и прекратила занятия в университете.
В ответ 1 мая сто тысяч человек вышли на улицы Парижа. Молодежь скандировала: «Работу молодежи!» Провозглашались требования 40-часовой рабочей недели, профсоюзных прав и отмены последнего постановления о резком сокращении программы социального обеспечения. После этого демонстрации не прекращались.
2 мая было объявлено о прекращении занятий «на неопределенное время». Это стало искрой, начавшей пожар «Красного Мая». Национальный студенческий Союз Франции (ЮНЕФ) совместно с Национальным Профсоюзом работников высшего Образования призвали студентов к забастовке. Начались столкновения с полицией, в знак протеста митинги и демонстрации прошли практически во всех университетских городах Франции.
3 мая студенты Сорбонны провели демонстрацию в поддержку своих нантерских товарищей. Ее организовало МАЮ. В этот же день с угрозой забастовки выступили типографские рабочие, провели забастовку против увеличения рабочего дня, водители парижских автобусов. Ректор Сорбонны объявил об отмене занятий и вызвал полицию, которая атаковала студентов, применив дубинки и гранаты со слезоточивым газом. Студенты взялись за булыжники. Столкновения распространились практически на весь Латинский квартал Парижа. В них участвовали 2 тысячи полицейских и 2 тысячи студентов, несколько сот человек было ранено, 596 студентов арестовано.
5 мая 13 студентов были осуждены парижским судом. В ответ студенты создали «комитет защиты против репрессий». Младшие преподаватели, многие из которых сочувствовали студентам, призвали ко всеобщей забастовке в университетах. Небольшие стихийные демонстрации в Латинском квартале разгонялись полицией. МАЮ призвало студентов создавать «комитеты действия» — низовые (на уровне групп и курсов) структуры самоуправления и сопротивления. ЮНЕФ призвал студентов и лицеистов всей страны к бессрочной забастовке.
6 мая 20 тысяч человек вышли на демонстрацию протеста, требуя освобождения осужденных, открытия университета, отставки министра образования и ректора Сорбонны, прекращения полицейского насилия. Студенты беспрепятственно прошли по Парижу, население встречало их аплодисментами. В голове колонны несли плакат «Мы — маленькая кучка экстремистов» (так власти накануне назвали участников студенческих волнений). Когда колонна вернулась в Латинский квартал, ее внезапно атаковали 6 тысяч полицейских. В рядах демонстрантов были не только студенты, но и преподаватели, лицеисты, школьники. Латинский квартал начал покрываться баррикадами и скоро весь левый берег Сены превратился в арену ожесточенных столкновений. Со всего Парижа на подмогу студентам подходила молодежь, и к ночи число уличных бойцов достигло 30 тысяч. Лишь к 2 часам ночи полиция рассеяла студентов. 600 человек (с обеих сторон) было ранено, 421 — арестован. В знак солидарности по всей стране вспыхнули забастовки и демонстрации студентов, рабочих и служащих самых разных отраслей и профессий.
7 мая бастовали уже все высшие учебные заведения и большинство лицеев Парижа. В Париже на демонстрацию вышли 50 тысяч студентов, требовавших освобождения своих товарищей, вывода полиции с территории Сорбонны и демократизации высшей школы. В ответ власти объявили об отчислении из Сорбонны всех участников беспорядков. Поздно вечером у Латинского квартала студенческую колонну вновь атаковали силы полиции.
Вечер 7 мая был началом перелома в общественном мнении. Студентов поддержали почти все профсоюзы преподавателей, учителей и научных работников и даже глубоко буржуазная Французская лига прав человека. Профсоюз работников телевидения выступил с заявлением протеста в связи с полным отсутствием объективности при освещении студенческих волнений в СМИ. На следующий день профсоюзы полицейских (!) обсуждали требования и предлагали провести акцию 1 июня. Грозили забастовкой авиадиспетчеры. Бастующие уже месяц металлурги Гортени блокировали в течение часа одну из общенациональных автомагистралей.
8 мая президент де Голль заявил: «Я не уступлю насилию», а в ответ группа известнейших французских журналистов создала «Комитет против репрессий». Крупнейшие представители французской интеллигенции — Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Натали Саррот, Франсуаза Саган, Андре Горц, Франсуа Мориак и другие — выступили в поддержку студентов. Французы — лауреаты Нобелевской премии выступили с аналогичным заявлением. Студентов поддержали крупнейшие профцентры Франции, а затем и партии коммунистов, социалистов и левых радикалов. В этот день большие демонстрации опять прошли в целом ряде городов, а в Париже на улицу вышло столько народа, что полиция вынуждена была стоять в сторонке. Появился лозунг: «Студенты, рабочие и учителя — объединяйтесь!» Повсюду были видны красные флаги и раздавалось пение Интернационала.
10 мая 20-тысячная демонстрация студентов, пытавшаяся пройти на Правый берег Сены к зданиям Управления телевидения и Министерства юстиции, была остановлена на мостах полицией. Демонстранты повернули назад, но на бульваре Сен-Мишель они вновь столкнулись с силами порядка. Студенты соорудили 60 баррикад, некоторые из них достигали 2 метров в высоту. Бульвар Сен-Мишель (а он не маленький!) полностью лишился брусчатки, которую студенты использовали в качестве оружия против полицейских. До 6 часов утра студентам, окруженным в Латинском квартале, удавалось сопротивляться полиции. Итог: 367 человек ранено (в том числе 32 тяжело), 460 арестовано. Разгон демонстрации привел к общеполитическому кризису.
В ночь с 10 на 11 мая 1968 года никто в Париже не спал — заснуть было просто невозможно. По улицам, оглашая ночь сиренами, носились машины «скорой помощи», пожарные, полиция. Со стороны Латинского квартала слышались разрывы гранат со слезоточивым газом. Целыми семьями парижане сидели у радиоприемников: корреспонденты передавали репортажи с места событий прямо в эфир. К 3 часам ночи над Латинским кварталом занялось зарево: отступавшие под натиском спецподразделений по борьбе с беспорядками (аналог российского ОМОНа) студенты поджигали автомашины, из которых были сооружены баррикады…. Весь город знал, что с начала мая в Сорбонне происходят студенческие беспорядки, но мало кто ожидал, что дело примет столь серьезный оборот. Утром 11 мая газеты вышли с аршинными заголовками: «Ночь баррикад».
11 мая оппозиционные партии потребовали срочного созыва Национального Собрания, а премьер Жорж Помпиду выступил по телевидению и радио и пообещал, что Сорбонна откроется 13 мая, локаут будет отменен, а дела осужденных студентов пересмотрены. Но было уже поздно, политический кризис набирал силу.
13 мая профсоюзы призвали рабочих поддержать студентов, и Франция была парализована всеобщей 24-часовой забастовкой, в которой участвовало практически все трудоспособное население — 10 миллионов человек. В Париже прошла грандиозная 800-тысячная демонстрация, в первом ряду которой шли руководитель Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) коммунист Жорж Сеги и анархист Кон-Бендит.
Сразу после демонстрации студенты захватили Сорбонну. Они создали «Генеральные ассамблеи» — одновременно дискуссионные клубы, законодательные и исполнительные органы. Генеральная ассамблея Сорбонны объявила Парижский университет «автономным народным университетом, постоянно и круглосуточно открытым для всех трудящихся». Одновременно студенты захватили Страсбургский университет. В крупных провинциальных городах прошли многотысячные демонстрации солидарности (например, в Марселе — 50 тысяч, Тулузе — 40 тысяч, Бордо — 50 тысяч, Лионе — 60 тысяч.
14 мая рабочие компании «Сюд-Авиасьон» в Нанте начали забастовку и по примеру студентов захватили предприятие. С этого момента захваты предприятий рабочими стали распространяться по всей Франции. Стачечная волна охватила металлургическую и машиностроительную промышленность, а затем распространилась на другие отрасли. Над воротами многих заводов и фабрик были надписи «Занято персоналом», над крышами красные флаги.
15 мая студенты захватили парижский театр «Одеон» и превратили его в открытый дискуссионный клуб, подняв над ним два флага: красный и черный. Основным лозунгом было: «Фабрики — рабочим, университеты — студентам!» Группа литераторов захватила штаб-квартиру Общества писателей. Общее собрание новорожденного профсоюза писателей поставило на повестку дня вопрос «о статусе писателя в социалистическом обществе». Кинематографисты выработали программу обновления кинопромышленности в русле плановой социалистической экономики. Художники наполняли свои работы социальным смыслом и выставляли их в огромных галереях — цехах авто- и авиазаводов. В этот день забастовки и занятия рабочими предприятий охватили автозаводы «Рено», судоверфи, больницы. Повсюду висели красные флаги. Соблюдалась строжайшая дисциплина.
16 мая Сорбонна, «Одеон» и половина Латинского квартала оказались заклеены плакатами и листовками, расписаны лозунгами самого фантастического содержания. Иностранные журналисты, раскрыв рты, табунами ходили и записывали эти лозунги: «Запрещается запрещать!», «Будьте реалистами — требуйте невозможного! (Че Гевара)», «Секс — это прекрасно! (Мао Цзэ-дун)», «Воображение у власти!», «Всё — и немедленно!», «Забудь всё, чему тебя учили — начни мечтать!», «Анархия — это я», «Реформизм — это современный мазохизм», «Распахните окна ваших сердец!», «Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства!», «Границы — это репрессии», «Освобождение человека должно быть тотальным, либо его не будет совсем», «Нет экзаменам!», «Всё хорошо: дважды два уже не четыре», «Революция должна произойти до того, как она станет реальностью», «Вы устарели, профессора!», «Революцию не делают в галстуках», «Старый крот истории наконец вылез — в Сорбонне (телеграмма от доктора Маркса)», «Структуры для людей, а не люди для структур!», «Оргазм — здесь и сейчас!», «Университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!»
Сорбонной стал управлять Оккупационный комитет из 15 человек. По требованию анархистов, боровшихся с «угрозой бюрократического перерождения», состав комитета каждый день полностью обновлялся, и потому он ничего всерьез сделать не успевал. Тем временем студенты захватывали один университет за другим .
К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, прервал свой маршрут Трансъевропейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих. В центре департамента — Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города. На блок-постах, сооруженных транспортными рабочими, дежурили школьники.
К 17 мая число захваченных рабочими крупных предприятий достигло полусотни. Забастовали телеграф, телефон, почта, общественный транспорт. «Франция остановилась». Но люди не хотели беспорядков. Желание людей самим установить порядок было столь сильным, что городским властям и полиции пришлось отступить. Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.
Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля — 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.
Президент Де Голль в это время не делал никаких заявлений. Более того, он отправился в запланированный официальный визит в Румынию, как будто ничего не случилось, но 18 мая прервал его и вернулся в страну.
20 мая число бастующих достигло 10 миллионов, на заводах возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», неконтролируемые профсоюзами, в провинции рабочие комитеты начали бесплатное распределение товаров и продуктов нуждающимся. В стране сложилось двоевластие — с одной стороны деморализованная государственная машина, с другой стороны самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.
21-22 мая в Национальном Собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило 1 голоса!
22 мая власти попытались выслать из страны лидера студентов Даниэля Кон-Бендита как иностранца. В ответ студенты устроили в Латинском квартале «ночь гнева», соорудили баррикады, подожгли здание Парижской биржи.
Наконец, 24 мая де Голль выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Он предложил провести референдум о «формах участия» простых людей в управлении предприятиями (позже он от этого обещания откажется).
25 мая начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Выработанные ими соглашения предусматривали существенное увеличение зарплаты, однако ВКТ была не удовлетворена этими уступками и призвала к продолжению забастовки. Социалисты во главе с Франсуа Миттераном собирались на стадионе грандиозный митинг, где осудили профсоюзы и де Голля и потребовали создания Временного правительства. В ответ на это власти во многих городах применили силу, и ночь 25 мая получила название «кровавая пятница».
29 числа, в день чрезвычайного заседания кабинета министров, стало известно, что бесследно исчез президент де Голль . Страна в шоке. Лидеры «Красного Мая» призвали к захвату власти, поскольку она «валяется на улице».
30 мая де Голль объявился и выступил с крайне жесткой речью, демонстрируя твердость и решимость навести порядок. Он заявил, что отказывается от референдума, объявляет о роспуске Национального Собрания и о проведении досрочных парламентских выборов. Затем де Голль провел глубокую реорганизацию правительства Помпиду, заменив девять министров .
В тот же день голлисты провели 500-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандировали «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!». Происходит перелом в ходе событий. Многие предприятия еще будут бастовать недели две.
В начале июня профсоюзы провели новые переговоры и добились новых экономических уступок, после чего волна забастовок спала. Предприятия, захваченные рабочими, «очищались» силами полиции (например, заводы «Рено»). Правительство, профсоюзы и предприниматели провели упорные переговоры и к 6 июня сумели достигнуть нелегкого согласия, которым вроде бы были удовлетворены все. Жизнь во Франции начала входить в нормальную колею .
Но 12 июня власть перешла в наступление. Были запрещены основные левацкие группировки, Кон-Бендит был выслан в ФРГ.
14 июня полиция очистила от студентов «Одеон», 16-го — захватила Сорбонну, 17 июня возобновили работу конвейеры «Рено».
23 и 30 июня прошли (в два тура) парламентские выборы. Организовав кампанию шантажа угрозой коммунистического заговора, голлисты получили большинство мест — испуганный призраком революции средний класс дружно проголосовал за де Голля.
Одним из итогов «красного мая» было удовлетворение ряда социальных требований трудящихся (увеличение пособий по безработице и т.д.). Студенческие протесты побудили к демократизации высшей и средней школы, что, в конечном итоге, привело сейчас к резкой деградации образования во Франции.
Майские события на прошли бесследно и для французской экономики. Инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен, привела к сильному сокращению золотого запаса страны (то есть часть денег ушла в Америку, на же крупнейший финансовый центр). Финансовый кризис, разразившийся в ноябре 1968, угрожал подорвать экономику. Чтобы спасти финансовую систему, де Голль пошел на крайне непопулярные меры стабилизации, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, контроль за денежным обращением и повышение налогов. Вот вроде бы и всё.
ПОЧЕМУ, ОТЧЕГО, Я НЕ ЗНАЮ САМ?
Почему же все-таки произошел Красный Май? Почему вдруг в благополучной сытой стране, в условиях быстрого экономического подъема и научно-технического развития элитарная социальная группа (студенты университета Сорбонны!) начинает мятеж, не ставящий перед собой никакой цели. Речь идет именно об иррациональности оснований для бунта. «Запрещается запрещать!», «Дважды два уже не четыре!» Внимательное изучение этого случая не исключает возможность того, были искусственно созданы нужные для такой радикализации условия, чтобы затем «канализировать» энергию возбужденных студентов на нужные объекты. Оказалось, что при современной системе связи самоорганизация возбужденного (кем-то?) студенчества может исключительно быстро распространиться в национальном и даже международном масштабе. При этом свойства студенчества как социальной системы таковы, что она мобилизует очень большой творческий потенциал — и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств. Это резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений.
Это создает для властей неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта. Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв. После этих событий студенчество стало одним из главных таранов, привлекаемых для выполнения «оранжевых революций». В большинстве современных революций основной силой, раскачивающей государственную машину являются студенты. Самое интересное, что все новое есть очень хорошо забытое старое — именно студенты были основным дестабилизатором системы государственной власти царской России.
Оказалось, что, если лидеры бунта не берут власть, то энергия городского бунта иссякает достаточно быстро. Далее комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежников. Итак, казалось бы, власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.
Казалось бы, события 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Почему вообще происходит поворот человека к революционной деятельности, коренному переустройству общества? Если уж человека не устраивает старая жизнь и он твёрдо решил её изменить, то вопрос, как он это сделает — через попытку повышения статуса в действующей системе или через перестройку системы. Чем ниже вероятность первого сценария, тем выше вероятность второго. С другой стороны, что ему угрожает в случае неудачи революционного проекта — пожизненная каторга или Нобелевская премия и почётная ссылка? Ведь от того, какое наказание грозит за революционную деятельность, сильно зависит и революционный выбор бунтаря. Но ведь у студентов не было ни первой ни второй мотивации.
Чего же хотела французская молодёжь? Выдержек можно надёргать множество, но в несколько слов это будет звучать так: «свобода, творчество, университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!». Революция была подавлена и 7 июля в телевизионном обращении Де Голль дал ей оценку, ярлык, с которым она живёт и поныне: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества — как восточного, так и западного — капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами». Словом ничего не не понял, наш Де Голль, а, может, замаскировал истинную причину?.
«Ведь лукавит (цитирую Интернет) господин Де Голль — знамёна были красные (хотя и без чёрных не обошлось). И почему это эти группы не знали, чем бы они хотели заменить общество потребления? Очень даже знали — обществом творцов, тружеников, учёных и поэтов. Так и хочется назвать его Советским обществом — таким, каким они хотели и могли видеть его в малодоступном Советском Союзе — но на свой французский лад — освобождённом от его пороков и слабостей. И потому вывод авторов звучит совершенно невероятно: «джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки». Да, джинн действительно подавлен, да, методы революции 68-го года верно служат Западу».
Компартия Франции отказалась взять власть в мае 1968 года, хотя коммунисты уже ее фактически имели. Вроде бы коммунисты не дали себя вовлечь в авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Мол, бунт ради бунта коммунистов не устраивал. Мол, поддержка бунтовщиков привела бы только к дальнейшей дестабилизации в стране с плохо прогнозируемыми, но обязательно негативными последствиями. А в чем же тогда дело? Не кажутся ли вам все эти рассуждения странными?
ТАМ БУНТ ИДЕТ, ТАМ ПОСТМОДЕРНОМ ПАХНЕТ
Если принять гипотезу о спонтанном характере студенческого бунта, то для понимания причин этого события следует обратить внимание на следующие вопросы. «Какие (цитирую Интенет) книги в этот момент читали студенты? Какие фильмы шли по телевиденью и кинотеатрах? Какие песни игрались по радио? В каких модных клубах «тусовались» студенты Сорбонны? К сожалению, но ответы на эти вопросы, скорее всего, лежат под грифом совершенно секретно в хранилищах французской службы безопасности. Тем не менее, эта информация может многое прояснить. Например, можно выяснить репертуар французских кинотеатров за 1965 — 1968 годы, эта информация наверняка открыта». Дело в том, что кино обладает значительной силой воздействия на разум и стиль мышления молодых людей. Я хорошо помню, что после просмотра фильма «Фантомас» очень многие уголовные преступления в СССР, стали совершаться под маской из женских нейлоновых чулок и даже с характерным «киношным» антуражем. Недавно на российском телевидении был показан документальный фильм о деятельности в Ростове-на-Дону. банды, наряжавшейся в фантомасов.
Например, широкое распространение произведения Толкиена «Властелин колец» привело к созданю странных клубы любителей произведений Толкиена, в которых молодые люди, совершенно добровольно играют в мир Средиземья. А фильм «Звёздные войны» породил реальный орден джедаев, который тоже больше похож на детскую игру. Кто хочет быть похожим на орков или лорда Вейдера? Все хотят стать эльфами или джедаями!
Вспомните историю перестройки. Вначале были зарубежные голоса: радио «Свобода», «Голос Америки», «ВВС», затем появились диссиденты, «самиздат», затем «кассетная культура», когда началась перестройка в период с 1988 г по 1991 год, вся страна была усеяна видеосалонами в которых крутили видеофильмы в основном американского производства. Этих фильмов было много. Тысячи!
Не надо забывать и демографические проблемы. Концепция профессора Гейнзона сводится к тому, что молодежь ответственна за глобальный терроризм. По его мнению, демографический приоритет разочарованных молодых мужчин ответственен за большинство проблем, с которыми столкнулся современный мир. Идеологии насилия привлекают сторонников в результате давления как демографического, так и социально-политического, включающего программы велфэра, неограниченный прирост рождаемости, иммиграцию. Гейнзон убежден, что сами идеологии не создавали террор и насилие, а наоборот, реакция на крушение надежд и неудовлетворенность существующим положением породили их и распространили. Определение этого явления подтверждается элементарным математическим расчетом — сравнением количества мужчин в возрасте 40 — 44 лет с мальчиками в возрасте от 0 до 4 лет. Демографический сбой происходит тогда, когда на каждых 100 мужчин в возрасте 40 — 44 лет приходится меньше, чем 80 мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет. В нынешней Германии это соотношение равно 100/50, а в секторе Газы — 100/464. Поэтому там идут молодежные бунты. В 1968 году во Франции в университетах как раз обучались дети, появившиеся во времена кратковременного послевоенного демографического бума.
Наконец, не следут сбрасывать со счета и возможность спонтанно возникающей в обществе нестабильности. Она как раз недавно проявилась во Франции, когда в пригородах горели автомашины. Д. Ронфельдт в свое время предложил типологию нестабильности, которая включает три типа: 1) спорадическая нестабильность, когда беспорядки возникают в ответ на текущие события, но остаются относительно изолированными и не составляют опасности для политической системы; 2) системная нестабильность, когда беспорядки распространяются, расшатывая основы правящих институтов, что может приводить к коллапсу, конституционному кризису, воинскому путчу; 3) эволюционная нестабильность, когда общество не может перейти к новой системе, т.к. фиксируется на существующем состоянии, застряв на процессе перехода.
В начале учебного 1967/68 года проявилось давно копившееся недовольство студентов — недовольство жестким дисциплинарным уставом в студенческих городках, переполненностью аудиторий, бесправием студентов перед администрацией и профессорами, отказом властей допустить студентов до участия в управлении делами в высшей школе. Надо, правда, предупредить, что дошедшие до нас мнения участников протестов о жёстком дисциплинарном уставе в студгородках и полном бесправии студентов нельзя понимать буквально. Так, один из мини-бунтов — репетиций майского мятежа — был вызван тем, что постояльцы мужских студенческих общежитий имели право приводить к себе на ночь знакомых девушек, а постояльцам женских общежитий аналогичного права не предоставлялось (по крайней мере, формально).
По Франции прокатилась серия студенческих митингов с требованиями выделения дополнительных финансовых средств, введения студенческого самоуправления, смены приоритетов в системе высшего образования. Студентам казалось, что им навязывают ненужные предметы, используют устаревшие методики, что преподают им слишком старые («выжившие из ума») профессора. В то же время высшая школа закрыта от важнейших проблем современности — начиная от равноправия полов и кончая войной во Вьетнаме. «Мы долбим бездарные труды всяких лефоров, мюненов и таво, единственное «научное достижение» которых — то, что они стали к 60 годам профессорами, но нам не разрешают изучать Маркса, Сартра и Мерло-Понти, титанов мировой философии!» — с возмущением писали в резолюции митинга студенты из Орсэ.
Лидер студентов Кон-Бендит родился как раз после войны, в 1945 году. Немец из ФРГ, он изучал социологию в Сорбонне. Он завоевал популярность среди студентов своими выступлениями, в которых говорил о необходимости разрушить буржуазное общество, совершить революцию «здесь и сейчас». Он отвергал какой-либо конкретный общественный идеал и ратовал за перманентную революцию. Кон-Бендит и его сторонники заявляли, что их главная цель в данный момент — опрокинуть режим. Они строили баррикады, ввязывались в драки с полицией, разбрасывали листовки, в которых призывали к немедленным выступлениям против существующей системы.
«Движение 22 марта» ориентировалось на идеи т.н. Ситуационистского Интернационала и его вождя Ги Дебора, автора хрестоматийной книги «Общество спектакля» (1967). Ситуационисты считали, что которые Запад уже достиг товарного изобилия, достаточного для коммунизма, — и пора устраивать революцию, в первую очередь «революцию повседневной жизни». Это означало отказываться от работы, подчинения государству, уплаты налогов, выполнения требований законов и общественной морали. Все должны заняться свободным творчеством — тогда произойдет революция и наступит «царство свободы».
Французский бунт студентов возник как бы «из ничего» — поводы для недовольства студентов были смехотворны и несоизмеримы с теми разрушениями, которые они готовы были нанести французскому капитализму. Поэтому многие до сих под считают, что это был симптом глубокого кризиса современного промышленного общества, основанного на принципах манипуляции сознанием обывателя., что элита современного буржуазного общества оказалась не способной правильно отреагировать на спонтанные выступления молодежи. Мол, рациональное сознание, высокое достижение европейской культуры, дало сбой. Мол, без веских причин в студенческой среде при некоторых условиях может возникнуть такое состояние коллективного сознания, при котором возникает самоубийственно целеустремленная и тоталитарно мыслящая толпа, способная разрушить жизнеустройство всей страны. Мол, это новое явление культуры большого города, в котором возникает высокая концентрация молодежи, отделенной от мира физического труда и традиционных межпоколенческих и социальных связей. Мол, действия, которые предпринимали бунтующие студенты — учреждение каких-то ассамблей, чтение самодеятельных лекций, регулирование уличного движения или раздача бесплатных продуктов бедным — все это было отчаянной попыткой схватиться за какие-то соломинки воображаемого порядка, за что-то разумное.
Все эти обстоятельства, возможно, и играли свою роль, но не более, чем условия при главной причине. Но мы-то теперь знаем, что революции без иностранного вмешательства не бывают. Как говорят французы, ищите женщину. Я же слегка перефразирую — ищите спонсора революции.
УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО
Как пишет С.Г.Кара-Мурза с соавторами , ««Бархатные» революции в качестве одного из главных своих этапов имеют уличное действие невооруженной толпы, как правило в столице государства. Это — большой политический спектакль, поставленный с применением специальных технических и художественных средств. Он оказывает сильнейшее воздействие на сознание как вовлеченных в толпу людей, так и на зрителей — жителей города и значительной части населения страны, наблюдающих спектакль по телевидению. Практически всегда эти революции становятся общемировым спектаклем, к трансляции которого привлекаются мировые СМИ.» Итак, это всегда спектакль, а спектакль требует режиссера. Но почему это правило никто не попробовал применить это знание для объяснения Красного Мая? То, что мятежный импульс, захвативший очень значительную часть населения Франции, иссяк всего за один месяц, во многом можно объяснить и отсутствием поддержки извне. Почему-то считается, что революционные события мая 1968 г. во Франции не поддержали и не пожелали использовать обе сверхдержавы — СССР и США. Может руководство СССР очень обиделось на студентов за их «бюрократов на кишках буржуев»?
Очень важно вспомнить, что было перед маем 1968 года. А было вот что. в 1967 году де Голль решил заменить американские доллары на золото и вывез несколько десятков тонн золота из США. И вот на тебе, по странному совпадению уже в мае 1968 года случилась стихийная студенческая « ».
Давайте подумаем, а как бы мы должны были наказать строптивого генерала? Условия наказания должны были включать массовые беспорядки, которые бы вынудили бы его уйти, но при этом не должно было случиться ситуации, при которой могла бы свершиться революция, то есть передача власти коммунистам. Во время Красного мая Французская компартия могла взять власть и никто бы не пикнул. Угрозы интервенции со стороны НАТО были бы перекрыты высокой боевой мощью СССР. Да! Власти Франции могли рассчитывать на вооруженную помощь НАТО. Действительно, в договоре о создании Североатлантического пакта действительно имеется статья, предусматривающая вмешательство альянса в случае дестабилизации внутриполитического положения в одном из государств-участников… Хотя возможность такого вмешательства была, но кто бы решился на вторжение, если бы другая сверхдержава возражала. Это ведь прямой путь в мировой войне.
В книге мы представили в качестве объяснения мотив иррациональности поведения студентов. Но все ли так просто хочется мне спросить теперь? Действительно, поведение студентов, затем интеллектуалов, затем компартии Франции, затем СССР трудно обьяснимо. Есть только один не афишируемый сегодня участник событий, действия которого хорошо объяснимы. Это США. Странно, но пока в литературе практически отсуствуют сведения о деятельности американского посольства во Франции в те годы.
Власть лежит, а СССР не рекомендует французским коммунистам ее поднять, хотя лидеры СССР провозглашают лозунги победы коммунизма во всеобщем масштабе. 1. Либо Брежнев испугался возможной войны. 2. Либо то, что говорилось в программах компартий уже давно никого не интересовало и всем хотелось сытой жизни. 3. Либо был организован грандиозный спектакль, в котором участвовали и обе сверхдержавы. Не забудем, что в то время Чехословакии уже быстро нарастали симптомы Перестройки. К власти пришел Дубчек и под лозунгами построения соцуализма с человеческим лицом он начал готовить реставрацию капитализма. Почему к власти пришел Дубчек, кто ему позволил? Неужели трагическая ошибка?
Советское посольство кстати активно способствовало тому, чобы кризис не перерос в революцию. По словам Ю.Дубинина, генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: «Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге». По словам работавшего тогда во Франции Ю. Дубинина , генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: «Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге». С самого начала массовых выступлений Французская коммунистическая партия (ФКП) осудила «бунтарей», заявив о том, что «леваки, анархисты и псевдореволюционеры» мешают студентам сдавать экзамены! И только 11 мая ФКП призвала рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами, стараясь в то же время не допустить выхода протеста за рамки традиционной забастовки.
Компартия Франции потом поддержала вторжение СССР и некоторых других стран СЭВ в Чехословакию в августе 1968 года. Эта гипотеза, кстати, объясняет, почему применение через три месяца после этих событий вооруженных сил СССР и Варшавского договора для наведения порядка в Чехословакии не вызвало серьезных демаршей со стороны государств Запада. Им пришлось мобилизовать для скандала свои же левые силы и советских диссидентов.
Итак, все условия спектакля, которые молги бы только пожелать заокеанские режиссеры, оказались выполненными. В конце концов, 28 апреля 1969 Де Голль ушел в отставку после того, как были отклонены его предложения по конституционной реформе. Что и требовалось бы американцам, если бы они хотели наказать строптивого генерала.
Многие говорят, что очень часто во время «оранжевых революций» вопрос о ВЛАСТИ не решается никак. Власть потом подхватывают или так и не берут, хотя она уже в руках. Нет, все дело в командах режиссера. Хлопок — взяли власть, ещё хлопок и снова ее бросили.
Давайте представим себе кардинала Ришелье из знаменитого советского фильма про трех мушкетеров, который готовит «Красный Май». Он вызывает к себе Миледи (то бишь американских разведчиков) и взывает к провидению, которое бы помогло Америке наказать строптивого генерала. Провидению заказываются выше указанные условия и для страховки запускается отвлекающий спектакль под названием социализм с человеческим лицом в Чехословакии. Чтобы, не дай бог, Брежнев не «кинул» вызванное провидение. Американцы могли уверены, что СССР не допустит захвата власти коммунистами. Как руководить толпой, американцы хорошо знают, тут шепнул, там булыжничек кинул. Какому-то интеллектуалу рекомендуется возвысить свой глас в защиту студентов. Студентам намекают имена полицейских агентов и вдруг всех их непрофессионалы-студенты расшифровывают (надо же какие умные). Де Голль в конце мая с кем–то согласовывал свои действия. С кем? Итак, и генерала наказали и новую технологию разжигания революции проверили. Красота.
Какая из гипотез верна — судите сами.
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
1. При подготовке статьи использованы собранные мною (под псевдонимом С. Александров) в Интернете тексты для книги Кара-Мурза С., Телегин С. Александров А., Мурашкин М., 2005. Экспорт революции. Саакашвили, Ющенко… М. Алгоритм. 528 стр. http://lib.aldebaran.ru/author/karamurza_sergei/karamurza_sergei_yeksport_revolyucii_yushenko_saakashvili/
2. Дубинин Ю. Как уцелел режим пятой республики. Вспоминая кризис во Франции. М. www.comsomol.ru/ist22.htm
3. Позже стало известно, что де Голль тайно летал в Баден-Баден, где располагался штаб французского военного контингента в ФРГ, и вел переговоры с военными. Затем он провел такие же переговоры в Страсбурге.
6. Гейнзон Г. 2003. «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъеме и падении наций» http://www.bratstvo.info/bratstvo-text-9271.html
7. Ronfeldt D. a. o. Rethinking Mexico’s stability and transformability // Ronfeldt D. a. o. The Zapatista social netwar in Mexico. — Santa Monica, 1998 / RAND
Миронин С.
Лозунги мая 1968 года:
Бо́льшая часть граффити была насыщена духом бунтарства и хилиазма, приправленного остроумием бастующих. Граффити, призывающие к отмене всякой работы, отражают влияние ситуационистского движения.
L’ennui est contre-révolutionnaire.
Скука контрреволюционна.
Soyez réalistes, demandez l’impossible.
Будьте реалистами, требуйте невозможного!
Nous ne voulons pas d’un monde où la certitude de ne pas mourir de faim s’échange contre le risque de mourir d’ennui.
Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки.
Ceux qui font les révolutions à moitié ne font que se creuser un tombeau.
Те, кто делают революцию наполовину, роют себе могилу. (Сен-Жюст)
On ne revendiquera rien, on ne demandera rien. On prendra, on occupera.
Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмём и захватим.
Plebiscite: qu’on dise oui qu’on dise non il fait de nous des cons.
Как ни проголосуешь на плебисците, «да» или «нет», из тебя всё равно сделают козла!
Depuis 1936 j’ai lutté pour les augmentations de salaire. Mon père avant moi a lutté pour les augmentations de salaire. Maintenant j’ai une télé, un frigo, une VW. Et cependant j’ai vécu toujours la vie d’un con. Ne négociez pas avec les patrons. Abolissez-les.
С 1936 года я боролся за повышение зарплаты. Раньше за это же боролся мой отец. Теперь у меня есть телевизор, холодильник и «фольксваген», и всё же я прожил жизнь, как козёл. Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!
Le patron a besoin de toi, tu n’as pas besoin de lui.
Ты нужен шефу, а он тебе - нет.
Travailleur: Tu as 25 ans mais ton syndicat est de l’autre siècle.
Рабочий! Тебе 25 лет, но твой профсоюз из прошлого века!
On achète ton bonheur. Vole-le.
Твоё счастье купили. Укради его!
Sous les pavés, la plage !
Под булыжниками мостовой - пляж!
Ni Dieu ni maître !
Ни Бога, ни господина!
Soyons cruels !
Будем жестокими!
Vivre sans temps mort, jouir sans entraves
Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий!
Il est interdit d’interdire.
Запрещать запрещено.
Dans une société qui a aboli toute aventure, la seule aventure qui reste est celle d‘abolir la société.
В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра - отменить общество!
L‘émancipation de l‘homme sera totale ou ne sera pas.
Освобождение человечества будет всеобщим, либо его не будет.
La révolution est incroyable parce que vraie.
Революция невероятна, потому что она настоящая.
Je suis venu. J‘ai vu. J‘ai cru.
Пришёл. Увидел. Поверил.
Cours, camarade, le vieux monde est derrière toi !
Беги, товарищ, за тобой старый мир!
Il est douloureux de subir les chefs, il est encore plus bête de les choisir.
Тяжело подчиняться начальникам, но ещё глупее их выбирать.
Un seul week-end non révolutionnaire est infiniment plus sanglant qu‘un mois de révolution permanente.
Один уик-энд без революции гораздо более кровав, чем месяц перманентной революции.
Le bonheur est une idée neuve.
Счастье - это новая идея.
La culture est l‘inversion de la vie.
Культура - это жизнь наоборот.
La poésie est dans la rue.
Поэзия на улицах!
L‘art est mort, ne consommez pas son cadavre.
Искусство умерло, не пожирайте его труп.
L‘alcool tue. Prenez du L.S.D.
Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД.
Debout les damnés de l‘Université.
Вставай, проклятьем заклеймлённый университет!
SEXE: C‘est bien, a dit Mao, mais pas trop souvent.
СЕКС: Это хорошо,- изрек Мао,- но не слишком часто. (Пародия на популярные среди левых Цитаты Мао Цзэдуна)
Je t‘aime! Oh! dites-le avec des pavés!
Я тебя люблю! О, скажи мне это с булыжником в руке!
Camarades, l‘amour se fait aussi en Sc. Po, pas seulement aux champs.
Товарищи! Любовью можно заниматься и в Школе Политических наук, а не только на лужайке.
Mort aux vaches!
Смерть ментам! (букв. коровам)
Travailleurs de tous les pays, amusez-vous!
Пролетарии всех стран, развлекайтесь!
L’imagination au pouvoir
Вся власть воображению!
Le réveil sonne: Première humiliation de la journée !
Звонит будильник. Первое унижение за день.
Imagine: c’est la guerre et personne n’y va !
Представь себе: война, а на неё никто не пошёл!
Статьи на тему:
-
История отношений между Россией и Ротшильдами началась еще в конце 18 века. Русская императрица Екатерина II отказала английскому королю Георгу III в посылке карательного экспедиционного корпуса (20 т... -
Возможно, самой интересной частью 174-страничного доклада Всемирного банка о будущем мировой валюты, является, по иронии судьбы, часть, где говорится о прошлом. В ходе обсуждения того, почему «... -
Вот уже почти 80 лет как в США перестали использовать золотые монеты в качестве законной валюты, и почти 40 лет как мир отказался от золотого стандарта, однако драгоценный металл снова может начать... -
ООН заявляет, что эпидемия СПИДа в Украине является наиболее угрожающей в Европе, и призывает правительство увеличить финансирование на борьбу с болезнью. Об этом идет речь в сообщении Объединенной...
Франция - это страна революций, а Париж - это город революций. За последние два с небольшим века парижане выходили на баррикады в 1789, 1830, 1848, 1871, 1944 и 1968 годах. Это не считая всяких локальных столкновений и беспорядков, периодических всеобщих забастовок и милионных демонастраций. Французам постоянно приходится вести борьбу за свои права со своим государством, несущим в себе неискоренимый, увы, генетический код людовиковского абсолютизма.
Самая яркая вспышка этой борьбы случилась в мае 1968 года. Дело в том, что за 60-е годы в этой стране выросло самое духовно свободное поколение молодёжи в истории западного общества, а у власти уже 10 лет находился порядком осточертевший многим генерал де Голль, "суперпрезидент", переизбранный на второй 7-летний срок. Страна за 10 лет сильно изменилась, а де Голль с его менталитетом офицера Первой мировой остался всё тот же. В конце концов это привело к социально-политическому взрыву.
Вот они, свободные люди в полицейской стране (одна из майских демонастраций 1968 г.):
Всё началось в Парижских университетах, где в то время царили лево-радикальные настроения ("гошизм"). Студенты и профессора увлекались идеями анархизма, троцкизма, маоизма и марксизма-ленинизма.
Наиболее авторитетным лидером был 23-летний Даниэль Кон-Бендит. Лозунгами студенческого движения стали "Запрещается запрещать!", "Будьте реалистами, требуйте невозможного!", "Ограничивайтесь максимумом!"
Китайские и вьетнамские флаги в Сорбонне:
Все стены обклеены революционными "дацзыбао":
Кстати, представьте, что в "демократической" Франции 1968 г. существовала государственная монополия на телевидения и радио, независимыми могли быть только печатные СМИ!
Выступления студентов быстро переросли в стычки с полицией, усиленные отряды которой правительство спешно бросило на захват университетов.
Главное в экипировке парижских революционеров - противогазовые маски и очки:
Лицом к лицу с полицией:
К требованиям бунтующих прибавляется освобождение арестованных и вывод полиции из кварталов.
2 мая столкновения переросли в строительство баррикад, главным образом, в Латинском квартале:
Sous les pavés, la plage!
Под булыжниками мостовой — пляж!
Поджоги автомобилей стали распространённым методом уличной борьбы:
Парижский апокалипсис:
Через несколько дней беспорядков выступили профсоюзы, объявившие забастовку, затем ставшую бессрочной.
13 мая профсоюзы выходят на грандиозную демонстрацию, прошедшую по всему Парижу. Прошло десять лет с того дня, как на волне алжирского мятежа де Голль объявил о готовности взять власть. Теперь над колоннами манифестантов развеваются лозунги: «Де Голля — в архив!», «Прощай, де Голль!», «13.05.58—13.05.68 — пора уходить, Шарль!»
Надо сказать, что у режима были тоже миллионы сторонников и демонстрации в поддержку де Голля и премьера Помпиду собирали сотни тысяч:
Заголовок газеты "Де Голль: я остаюсь. Я сохраняю Помпиду".
Обратите внимание на состав демонстрантов - совсем другой возраст, другие лица.
Начавшаяся в стране бессрочная забастовка, в которой участвуют уже более 10 млн. человек, приводит экономику к полному параличу.
24 мая президент выступает по телевидению. Он говорит о том, что «страна находится на грани гражданской войны» и что президенту должны быть предоставлены, через референдум, широкие полномочия для «обновления», причём последнее понятие не конкретизировалось.
В конце мая де Голль вновь заявил об отказе уходить в отставку, распустил Национальное собрание и назначил досрочные выборы. Но судьба генерала была уже предрешена - в апреле 1969 г. французы отказали ему в поддержке на затеянном им плебесците, после чего президент немедленно заявил о досрочном прекращении полномочий.
В мае этого года левые радикалы всего мира отмечали 35-летие французской революции, более известной как Красный Май. Сотни тысяч студентов и рабочих, полных решимости свергнуть капитализм, наводнили в те памятные майские дни улицы французских городов, строили баррикады, дрались с полицией, устраивали забастовки. Несмотря на то, что Красный Май 1968-го потерпел поражение, это историческое событие является культовым для бунтарей всего мира, праздником восстания против звериных порядков капитализма и жизненных устоев старого, насквозь прогнившего патриархального мира. Вынесем для себя уроки этого исторического события, ибо опыт Красного Мая пригодится нам в БУДУЩИХ РЕВОЛЮЦИЯХ XXI ВЕКА!
РОСТ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ
Послевоенные десятилетия во Франции, предшествующие революции 1968 года,
были отмечены стабильным ростом экономики, и как следствие, низким уровнем
безработицы (т.е. большим количеством рабочего класса) и даже нехваткой
квалифицированной рабочей силы. Но несмотря на упорный экономический рост,
в обществе назревали крупные противоречия, связанные с недовольством народных
масс реакционным режимом Де Голля, опирающимся на вооруженные структуры,
нерешенный вопрос с образованием, «проблемой» иммигрантов и драконовскими
порядками на предприятиях.
Эти острейшие противоречия, как джин из бутылки общественного терпения, вырвались наружу в майские дни 1968го. Столкновение враждующих классов разразилось неожиданно. В то время мировой капитализм самозабвенно пожинал плоды неслыханного экономического роста, осуществляемого посредством жестокой эксплуатации рабочих и лишения иммигрантов элементарных жизненных условий. Рост во Франции начался несколько позже, чем в других странах Европы, с приходом к власти генерала Шарля Де Голля в 1958 г. К 1968 г. экономический рост достиг 5%. Но эти процессы не могли быть вечными, и влекли за собой углубление классовых противоречий.
Фундамент блистательного бума к началу 1960-х годов был подъеден серьезной ржавчиной. Быстрая экспансия французских товаров на мировой рынок привела к 45% инфляции за десять лет, рост цен усилился особенно к 1968 году. С 1960 г. число безработных выросло на 70% (причем четверть из них составляли выпускники школ, ВУЗов и студенты, не закончившие учебу). Урезались и без того скудные вложения в здравоохранение и соц. обеспечение. Детская смертность была выше, чем в других европейских странах.
3 миллиона парижан жили в домах без удобств, половина жилья не была оснащена канализацией. На заводах практиковались сверхурочные, часто при сохранении низкой зарплаты. 6 миллионов жили за чертой бедности. До войны правительством Народного Фронта в 1936 г. была введена 40-часовая рабочая неделя, но к середине 1960-х она была уже по 45 часов и больше. Условия жизни иммигрантов были не лучше чем в «третьем мире». Если же кто-то не желал мирится с этим, работодатели легко избавлялись от них, лишая с помощью полиции разрешения работать в стране. Заводские общежития были переполнены, люди жили в антисанитарных условиях под тяжестью фашистской дисциплины - никаких гостей, никаких газет и даже никаких разговоров за едой!
Все это прекрасно объясняет, почему Франция взорвалась, как пороховая бочка. Форсирование темпов индустриализации привело к высокой концентрации рабочей силы на местах. Капитализм породил собственных могильщиков.
ШТУРМ НЕБА
После долгих месяцев брожения и время от времени вспыхивающих конфликтов,
революция разразилась как гром среди ясного неба. В самые первые майские
дни стачечная борьба, развернутая рабочими различных предприятий, усиливается
и радикализируется.
1 мая сто тысяч человек вышли на улицы Парижа, чтобы отметить праздник солидарности трудящихся. Поднимая кулаки, молодежь скандировала: «Работу молодежи!». В демонстрации участвовали рабочие самых разных отраслей. Повсюду провозглашались требования 40-часовой рабочей недели, профсоюзных прав и отмены последнего постановления об отмене социального обеспечения. З мая типографские рабочие выступили с угрозой забастовки. Водители парижских автобусов провели спонтанную забастовку против увеличения рабочего дня, в результате в одном из предместий курсировали 10 машин вместо 180. 5 мая 569 работников покинули цеха сахарного завода. 6 мая о своей готовности вступить в стачечную борьбу заявляют водители такси и почтовые работники.
На следующий день профсоюзы полицейских (!) обсуждают требования и предлагают провести акцию 1 июня. На Корсике начинают захват предприятий молодые сельхоз-рабочие. Грозятся забастовкой авиадиспетчеры. На автозаводе Берлье бастующие в течение 24-часов отстаивают выплату надбавок. Свои требования обсуждают профсоюзы металлургов Гортени, бастующие уже месяц, и блокируют в течение часа одну из общегосударственных магистралей. В руках забастовщиков - литейный завод; швейная фабрика занята работницами на недельный срок.
На западе Франции в демонстрациях участвовали энергетики, транспортники, машиностроители, рыбаки, почтовые работники, строители, учителя, учащиеся школ. 8 мая в демонстрациях приняли участие: в Бресте - 30 тыс. чел., в Кемпере -20 тыс., в Руане - 10 тыс., в Сан Бриек впервые с момента освобождения прошла 10-тысячная демонстрация, в Морле на улицы вышли 12 тыс., в Анжье с Нанте - 20 тыс., в Ле Маже - 10 тыс.
Мощная волна рабочего движения подхватила и закружила в своем потоке лидеров различных партий и профсоюзов. Поведение властей – администраций университетов, министров, полиции только накаляло обстановку, усиливало гнев и возмущение. Особо стоит отметить полицию, славящуюся своим фашизмом и зверским поведением по отношению к протестующим. Полиция кишела реакционными элементами, питавшими ненависть к передовой интеллигенции, коммунистам, профсоюзным деятелям, - всем кто по их мнению «продал Францию и ее колонии». Среди полиции процветал расизм, проявляющийся в жестоких преследованиях индокитайцев и алжирцев во время кровавых расправ с демонстрациями иммигрантов в Париже.
После прихода в 1958 году к власти Де Голля, в парижской префектуре были созданы секретные «комитеты общественной безопасности». Также особыми зверствами отличались подразделения полувоенной-полунезависимой организации - Служба Гражданского Действия (СГД), учрежденной голлистской партией. Члены СГД требовали выдать им шлемы и дубинки, чтобы участвовать в штурме баррикад на стороне полиции и неонацистов.
Гнев и возмущение, постепенно накапливающиеся во французском обществе, вызывались в значительной степени действиями государственной машины подавления. Ни один слой населения не остался незадетым репрессиями. Поведение правительства, отвратительная деголлевская манера игнорировать кризис, сам казарменный язык Де Голля, - все это подтолкнуло людей открыто выразить свое негодование, вынашиваемое в течении долгих лет произвола и «личной власти».
Наряду с рабочим классом одну из ведущих ролей в революции 1968 г. играли студенты и школьники. Еще в начале 1960-х годов французские студенты были вовлечены в большое движение против войны в Алжире. Не менее решительно они поддержали борьбу за независимость Вьетнама.
В начале 1968 г. студенты заявили о себе требованиями отменить многочисленные ограничения и устаревшие правила в системе образования. Этот протест перерос в открытые столкновения с полицией на улицах университетских городков.
Каждый удар полиции усиливал гнев и решительность учащейся молодежи. 6 мая полиция жестоко расправилась с 60-тысячной демонстрацией студентов в Латинском квартале Парижа. Защищаясь, студенты принялись возводить баррикады из всего, что попадалось под руку.
Отступления полиции всегда сопровождались бурными аплодисментами зрителей на балконах. Парижане снабжали демонстрантов продуктами и радиоприемниками, прятали их в своих квартирах.
Единовременный порыв рабочего и студенческого движения привел к еще более быстрому росту массовых выступлений.
Продажные лидеры профсоюзов, славящиеся своим оппортунизмом, под давлением низов решились-таки на однодневную забастовку. Они рассчитывали, что 24-часовая забастовка выплеснет основное возмущение и жизнь вернется на круги своя. Французские профсоюзные лидеры часто проводили такие акции, нацеленные на рассеивание и расслабление энергии рабочего класса в момент его готовности к серьезной борьбе.
Но, несмотря на ухищрения социал-приспешников из проревизионистских профсоюзов, всеобщая забастовка 13 мая не ограничилась 24 часами. Она обратилась в грандиозную демонстрацию рабочей солидарности и оказала огромное влияние на сознательность пролетарских масс. Представьте себе, в этот день на улицы Парижа вышел 1 миллион человек, в Марселе - 50 тысяч, Тулузе - 40 тысяч, Бордо - 50 тысяч, Лионе - 60 тысяч.
В Париже демонстрация достигла такого масштаба, что полиция вынуждена была стоять в сторонке. Знамена призывали: «Студенты, рабочие и учителя - объединяйтесь!» Повсюду реяли красные флаги и раздавалось пение Интернационала. Эта грандиозная акция помогла рабочим осознать всю мощь и неодолимость их силы.
Генеральная Ассамблея сорбонских повстанцев еженочно собирала в здании амфитеатра более 5 тысяч человек. В скором времени почти все французские университеты были в руках студентов. Студенты проявляли чудеса мужества и находчивости. Они организовывали спецбригады по строительству баррикад, для оказания помощи раненым, для перевозки почты на мотоциклах с красными флагами и т.д.
«Железные батальоны» промышленного пролетариата в это время были готовы уже вступить в бой и увлечь за собой новые слои общества, еще не имеющие опыта борьбы. Студенчество же, наряду с интеллигенцией совершили уже предварительный маневр, проделали первую брешь в рядах противника, но довести дело до окончательной победы невозможно без армии пролетариата.
После участия в акции 13 мая рабочие находились под сильным впечатлением от всего произошедшего и, спустя несколько дней, а в некоторых случаях и несколько часов, снова вступили в сражение, оспаривая право на управление страной.
Де Голль в это время не делал никаких заявлений, и деморализованный происходящим, не знал, что делать. Однако он, тем не менее, решает не откладывать уже запланированный официальный визит в Румынию - как будто ничего не случилось. Незадолго до этого Де Голль назвал Советский Союз (изрядно изъеденный к тому времени червями хрущевского ревизионизма и брежневского социал-империализма) «оплотом Европы». Видимо, они с румынским лидером Чаушеску, успокоят друг друга перед опасностью бури, которая могла бы смести с лица земли как одного, так и другого.
Всеобщая забастовка продвинулась далеко вперед еще до возвращения Де Голля во Францию. Студенческие выступления и массовые демонстрации рабочих прорвали плотину: движение начато и его уже не остановить. 15 мая забастовки и занятия рабочими предприятий охватили автозаводы «Рено», судоверфи, больницы, а также национальный центр «Одеон».
Повсюду реяли красные флаги. На ремонтном заводе аэропорта Орли-Нор ежедневно проходили митинги и совещания забастовочного комитета, собирающие каждое утро по нес-колько тысяч человек. Соблюдалась строжайшая дисциплина, необходимость которой все понимали, а за оборудованием смотрели даже лучше, чем обычно.
К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, Велдансе, на юге Франции прервал свой маршрут Трансьевронейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих.
ПЛОДЫ РЕВОЛЮЦИИ
Премьер-министр Франции Помпиду в своем выступлении по телевидению заявил:
студентам не стоит слушаться агитаторов, а гражданам - поддаваться анархии.
Но на заводах не было анархии. Там царили спокойствие и порядок. Взятые
под рабочий контроль заводы превратились отнюдь не в анархические скопища
бездельников, а в своего рода цитадели большевизма.
Помпиду остался в одиночестве «Де Голль в Румынии возглавил правительство в изгнании», - шутили парижане. Словно призрак, вернувшись на родину 19 мая, Де Голль оказался жалким узником Елисейского дворца. В стране постепенно стали создаваться ячейки новой пролетарской власти - комитеты действия. По сути, сложилось двоевластие. С одной стороны - деморализованная и ненавистная старая государственная машина, которую осталось только, выражаясь словами Ленина, разбить. С другой стороны - зародившиеся в боях органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления - ячейки маячащей на горизонте пролетарской демократии.
Сотни комитетов действия самых разных предприятий, учреждений, университетов, школ, кварталов почувствовали необходимость сотрудничества и потянулись друг к другу. Например, в департаменте Луар Атлантик рабочие, крестьяне и студенты все свои решения принимали сообща. В центре департамента - Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города.
Дорожные блок-посты, сооруженные для этой цели транспортными рабочими, действовали с помощью школьников. Это желание людей установить свой порядок было настолько непреодолимо, что городским властям и полиции пришлось закрыть глаза и покорно отступить. На одном из заводов ничем не спрово-цированная атака полиции, грозящая немину-емыми жертвами, закончилась… братанием.
Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию различных торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.
Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), новые революционные власти снизили розничные цены: литр молока и килограмм моркови стоили теперь 50 сантимов, вместо 80-ти, а килограмм картофеля - 12 вместо 70-ти.
Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией. Обеспечили регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приехали в Кант, чтобы плечом к плечу шагать по улицам с рабочими и студентами.
Реальные улучшения жизни угнетенных капитализмом масс были убедительнее самой красноречивой политической речи.
Когда рабочий класс, распрямив спину, встал во весь рост, подняв свои миллионные батальоны на классовую борьбу, становится ясно, кто обладает в обществе настоящей и несокрушимой силой, тогда приходят в движение самые широкие слои населения. Вступившие в борьбу фермеры выступили с решительными требованиями, подкрепив их действиями.
Все новые склады и поместья переходят в руки бастующих. Юристы организо-вали свои акции. Их, как и всех госслужащих, волновал вопрос о своей роли, если таковая найдется в социалистическом обществе. 200 хранителей музеев съехались со всей страны, чтобы обсудить вопрос о роли музеев в обществе, а их подчиненные, увлеченные всеобщим порывом об-новления страны, принялись за критический пересмотр старомодного, неэффективного, чересчур централизованного управления музеями.
Архитекторы и градостроители поверили в скорое осуществление своей сокровенной мечты - в то, что их таланты и способности будут служить всему обществу, а не богатому меньшеству. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.
Подобно тому, как оросивший пустыню ливень вызывает бурный рост и цветение экзотических растений, революция готовит расцвет самых причудливых и заманчиво-прекрасных идей в области изобразительного искусства, музыки и литературы. Становятся видны контуры того, как может расцвести культура, если будут разбиты оковы, подчиняющие всё капиталистической наживе.
Группа литераторов захватила штаб-квартиру Общества писателей. Общее собрание новорожденного профсоюза писателей поставило на повестку дня вопрос «о статусе писателя в социалистическом обществе». Кинематографисты выработали целую программу обновления кинопромышленности. Изложенные в ней принципы шли в русле плановой социалистической экономики. Художники наполняли свои работы социальным смыслом и выставляли их в огромных галереях - цехах авто- и авиазаводов. Актеры выезжали со спектаклями на бастующих заводы. Оперные певцы требовали самостоятельно контролировать свой жанр.
Это был незабываемый для всех опыт, когда жесткие рамки жизни в капиталистическом обществе казалось навеки разорваны, когда людьми овладел общий дух осуждения капиталистических порядков, царивших в обществе.
РЕВИЗИОНИСТЫ - ПРИСПЕШНИКИ РЕАКЦИИ И ДУШИТЕЛИ РЕВОЛЮЦИИ. УРОКИ
ПОРАЖЕНИЯ
Как закончились события во Франции 1968-го? Если бы всеобщая забастовка
развернулась в полную силу, победа революции стала бы неизбежной не только
во Франции, но и во всей Европе. Как бы странно не показалось, основной
причиной поражения революции 1968-го стала нерешительность лидеров рабочего
движения идти до победного конца. И главную роль здесь сыграла капитулянтская
позиция самой влиятельной в среде рабочего класса Французской Коммунистической
Партии (ФКП).
«Известно, как сложилась судьба Французской Коммунистической Партии, она решительно встала на ревизионистский путь. Она изменила марксизму-ленинизму, нюансированно проводила и проводит хрущевско-брежневскую линию» (Э. Ходжа).
С самого начала массовых выступлений ФКП и верхушка подконтрольных ей профсоюзов (Всеобщая Конфедерация Труда - ВКТ) в один голос с официальной политикой социал-империалистического СССР осудили бунтарей, заявив о том, что “леваки, анархисты и псевдореволюционеры” мешают студентам сдавать экзамены!
И только к 11 мая ФКП «поняла ситуацию», призвав рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами под лозунгом «Конец репрессиям!», а к концу месяца власть «валялась под ногами». Однако “традиционные коммунисты” (точнее их верхушка, нечто вроде КПРФ) отказались от решительных действий, считая ситуацию в стране «предреволюционной».
Лидеры профсоюзов и компартии, призвав к однодневной забастовке 13 мая, рассчитывали, что она «выплеснет основное возмущение, «спустит пар» недовольства, и жизнь вернется на круги своя. Однако, как мы видели, этого не произошло и всеобщая забастовка 13 мая не ограничилась 24-мя часами.
Французские профсоюзные лидеры в то время частенько грешили своими намерениями рассеять и распылить силы рабочего класса в момент его готовности к серьезным классовым битвам. Складывающаяся в стране обстановка все более неотложно требовала от партийных и профсоюзных лидеров рабочего класса четко скоординированной боевой, революционной программы действий.
Вместо этого ревизионистская верхушка компартии и профсоюзов тянула резину и сковывала действия своими демагогическими заявлениями. Генсек ВКТ Жорж Сеги вообще заявил рабочим «Рено»: «Любой призыв к восстанию может изменить характер вашей забастовки»! Эти слова были направлены на то, чтобы остудить раскаленную докрасна сталь классовой борьбы. Премьер-министр Помпиду в своих выступлениях высказывался примерно в том же духе, что и ревизионисты, призывая к «спокойствию».
Майское движение 1968-го трактовалось ревизионистами сугубо как борьба за повышение заработной платы и улучшение условий труда, признавая только экономическую борьбу. Но ведь экономическая борьба не принесет полного успеха, если она не сопряжена с социалистическим переустройством мира. Не организовав революционную борьбу рабочих в единый антикапиталистический порыв, ревизионисты загасили очередную волну всеочищающего пламени социалистической революции.
Несмотря на заверения ФКП, революционная ситуация во Франции 1968-го сложилась. Во-первых, правящий класс, столкнувшись лицом к лицу с всеобщим протестным движением, был парализован и в силу этого расколот на различные группировки. Во-вторых, выступления пролетариата подняли на борьбу средние слои, в рядах которых началось брожение. В-третьих, рабочий класс был настроен вполне решительно. Он искал выход из кризиса самыми радикальными, революционными (а значит самыми верными!) методами. И в-четвертых, у рабочих была широкая и разветвленная сеть своих организаций, а так же влиятельная компартия.
Т.о. все четыре фактора победы революции вроде бы были налицо. Однако именно четвертый и, основополагающий фактор, был не вполне реальным. Профсоюзы и компартия имели влияние, но не организовали борьбу за социализм. Они ограничились экономизмом, охлаждая тем самым накал борьбы, необходимый для полной победы.
Промосковским ревизионистам не нужна была революция, у них в общем и без того было неплохое положение: места в парламенте, формальная легальность, признание в массах. Одна из газет писала: «Кремль меньше всего хочет революции во Франции, которая лишила бы Россию значительной поддержки, исходящей от внешней политики генерал Де Голля.
Итак, вернемся к майским событиям. Разгар выступлений. Правительство в ауте. Де Голль, парализованный событиями, выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Но все что он мог «предложить», это референдум о «формах участия» простых людей в управлении.
Политика «уступок и примирения» со сто-роны правящего класса не смогла рассеять волну народного протеста. Убедившись в «серьезности» намерений угнетенных масс с одной стороны и в нерешительности рабочих лидеров - с другой, правительство решило вернуться к своей обычной тактике.
Результат: ночь на 25 мая закончилась, как «кровавая пятница»; ночь полицейского насилия во многих городах. На фоне развернувшейся трагедии ревизионисты и подконтрольная им верхушка профсоюзов, проявив свою оппортунистическую сущность, пошли на соглашение с правительством. В это время на улице Гренель проходила «решающая встреча». Казалось, что профсоюзные лидеры и члены правительства - единственные, кто хочет, чтобы волнения прекратились, и движение сошло на нет.
В такой ситуации даже самый последний дилетант мог бы договорится с правительством на самых выгодных условиях. Революционная угроза, нависшая над капиталистами, позволила выбить таких уступок, которых невозможно было добиться за долгие годы споров и переговоров. Класс, оказавшийся перед лицом своей гибели, достанет последнее из своих запасов, чтобы умиротворить врага и выиграть время, а потом, когда буря стихнет и противник покинет поле битвы, найдет возможность возместить убытки.
Добившись уступок, ревизионисты «добились» и спада движения, и дальнейшего наступления реакции, укрепления капитализма, и т.д. В результате Де Голль заявил, что «референдума не будет», распустил парламент и назначил новые выборы, на которые рванули и «коммунисты».
КОРОТКИЕ ВЫВОДЫ
Почему же Красный Май потерпел поражение? Наверное, стоит сначала поставить
вопрос, почему же рабочие пошли за ревизионистами. Ответ кроется во влиянии
хрущевско-брежневского ревизионизма в среде международного рабочего движения
того времени. Рабочие видели мощь и пример в СССР. Но после смерти Сталина
СССР стал оплотом оппортунизма, развязанного кликами Хрущева и Брежнева.
Рабочие не понимали суть внутриполитических процессов в СССР и просоветских государствах. Для них был конкретный пример высшей свободы и справедливости - именно тот «социализм», который существовал в этих странах. К большому сожалению, именно ревизионизм Хрущева-Брежнева стал главенствовать во многих крупных и влиятельных компартиях Европы, да и, пожалуй, большинства стран мира. А ревизионизм, как мы уже убедились - главная причина всех поражений рабочего класса.
